читать дальше
Дождь как зарядил неделю назад, так и не думал кончаться. Небо в рваных кусках ваты, из-за которых изредка щурилось красным больным глазом солнце; нахохлившиеся мокрые кусты, которые норовили чихнуть на всякого проходившего мимо остановки; дребезжащие от холода простуженные трамваи на кольце… Зато каникулы.
Вообще-то Настя любила дождь: любила, как заползают за воротник погреться холодные капли, как ветер треплет по щеке – немного отстранённый, как и положено мифологическому созданию, как расходятся неповторимыми узорами круги по воде, и город получает возможность посмотреть в глаза и в окна своему двойнику, который проступает в лужах во время дождя и исчезает после со всеми своими тайнами. Как выползают из подъездов кошки, лежат на крыльце и светят глазами друг другу через расстояния бесконечных дворов; как пахнет под дождём сирень и мокрая штукатурка старых домов на Парковом. Как каждый дождь выбивает на барабане зонтика свою мелодию, не похожую на все дожди, что шли когда-то и будут ещё идти над городом.
Только люди в дождь вели себя как-то скверно. Они толклись на остановке, ощетинившиеся автоматическими зонтиками и поднятыми воротниками. Со стеклянной крыши тяжело падали капли, в которых отражалось серое небо и тусклая зелень кустов за остановкой, и люди не влезали под крышу, змеились, ёжились, собачились, крысились и ссорились.
- Идите под зонтик, вы же промокнете, - предложила Настя мрачному пожилому мужчине, который показательно и громко вышел из-под стеклянного козырька, потому что под ним кто-то курит, а ну это же свинство курить на остановке и вообще эта молодёжь, ни стыда, ни совести.
Не меняя выражения лица, пожилой мужчина встал под Настин зонтик и, торжествующе глядя на оставшихся под общей крышей, закурил.
Подъехал краснощёкий трамвай, и вся остановка устремилась в его звенящие в такт дождю двери. Табличка «Трамвай следует в депо» почему-то никого не останавливала. Дождь ускорился тоже – хотя сесть без билета, понятное дело, не смог. Настя стояла на остановке и, раскрыв и зонт, и рот, смотрела, как, войдя в трамвай, промокшие пассажиры начинают вдруг улыбаться там, в трамвайном тепле – как будто дом уже стал ближе, хотя никто никуда ещё не едет.
- Заходи давай, сейчас поедем, - из окна высунулся кондуктор, молодой парень в каких-то смешных, как будто не по возрасту ему старых очках. – Или ты тут просто так стоишь с зонтиком, для заблудших душ?
Настя улыбнулась ему во все свои кривые зубы и подумала, что, кажется, определилась с планами на летние каникулы. И только потом, глядя вслед уползающей красной гусенице, подумала, что ведь по пути в депо краснощёкий трамвай мог, наверное, проезжать и её остановку, и надо было спросить.
***
В кустах за трамвайной остановкой раньше жило целое семейство гномов; по вечерам, когда людей на остановке уже не было, они обычно выходили посмотреть на трамваи, подсаживали друг друга, чтобы забраться на стеклянную скамеечку, и ходили по ней, прозрачной, как будто по небу. Теперь никаких гномов не было. Настя отдавала себе отчёт в том, что фантазиям свойственно таять со временем (и с возрастом фантазирующего), но от этого утраченные гномы не становились менее реальными, и скучала она по ним не меньше.
Точно так же скучала она по невидимым кошкам, жившим когда-то в конце улицы в кустах у заброшенного дома; по бабушке с винтовкой Мосина, которая жила на последнем этаже в соседнем доме и выходила погулять, маскируя винтовку под зонтик, а на самом деле следила за тем, чтобы в граффити на гаражах кто-нибудь орфографических ошибок не наделал; по мальчику, жившему на крыше и занимавшемуся главным образом игрой на флейте в ветреные ночи и кражами левых носков с бельевых верёвок на балконах. Как иначе объяснить тот факт, что они всё время куда-то деваются? Разумеется, никак.
В Настином мире всему находилось очень логичное объяснение, не устаревавшее даже когда взрослые предлагали свою версию событий. Да, может быть, краска на Доме Офицеров под крышей и правда течёт из-за проблем с водосточными трубами, но это не противоречит тому, что дому грустно расставаться с улетающими на зиму птицами, и он плачет. Может быть, «зебры» на переходах просто стираются под колёсами машин, а не линяют на зиму, чтобы не сливаться с белым снегом – но как тогда объяснить время этого стирания?
Взрослые не особенно интересовались такими совпадениями. Мама, дежурный милиционер, папа, дежурный врач, и бабушка, которая большую часть жизни дежурила на садовом участке, среди медленно желтеющих тыкв и огурцов, которым даже в парнике почему-то холодно до мурашек, всю жизнь главным образом интересовались тем, поела ли Настя, сделаны ли у неё уроки и где она опять ободрала коленки.
Где-где. Лазали с Пашкой по гаражам. Ведь если рассказать правду о том, что Настя с Пашка на этих гаражах гоняли грифонов, чтобы те не увязли в гудроне, никто не поверит. А главное доказательство, грифонье перо, забрал Пашка, чтобы завтра посмотреть под микроскопом (у него есть!)
Насте в этом феврале исполнилось 13, и никаких грифонов на гаражах она не встречала уже несколько лет, да и всё равно в них так никто никогда и не поверил. Ну, почти никто.
Единственной, кто всегда выслушивал Настину версию событий и принимал её со всей строгостью, была её бывшая учительница в музыкалке, Берта Исааковна. Она так и писала в дневнике: «Опоздала на урок на 10 минут: расшифровывала тайные письмена на строительном заборе на ул. Газеты «Звезда». Домашнее задание: этюд – следить за ритмом, не торопясь играть после репризы; «Мазурку» наизусть; по поводу забора на ул. Газеты «Звезда» можно проконсультироваться в книге И. Фридриха «История письма» (М., 1979).» или «Пропустила урок. Говорит, что кормила невидимых кошек в деревьях за остановкой «ул. Ивановская» и несколько заигралась с ними. Оценка за урок, следовательно, неудовлетворительная. Домашнее задание: все акценты играть так, как написано композитором Венявским, а не некой невидимой лапой (не хочу обидеть никого из котят, но, кажется, в скрипичной музыке они совершенно ничего не понимают!)»
К богатому внешнему миру, окружавшему Настю, Берта Исааковна относилась с той же ироничной, но беспощадной серьёзностью, как и к невыполненным домашним заданиям, плохо сданным тех.зачётам и прочим неизбежным для ребёнка, которого родители загнали в музыкальную школу, вещам. Сперва Настя считала, что учительница её ненавидит и хочет от неё избавиться, но во втором классе, когда после очередного домашнего концерта для рёва с завываниями в трёх частях мама сдалась и отправилась было отчислять Настю из музыкалки, Берта Исааковна внезапно явилась поздним вечером прямо к ним домой.
Был дождь, а она забыла зонтик. Берта Исааковна стояла в дверном проёме – в строгом костюме, с которого ручьём (хотелось сказать – водопадом) торжественно стекала вода, и забавной старомодной шляпе с вуалью, и в этой вуали, как в паутине, запутались капельки воды.
…Зайдя в Настину комнату, Берта Исааковна молча достала из футляра Настину скрипку и начала играть. Настя, сперва от страха вжимавшаяся в стул, ко второй пьесе, наконец, смогла вдохнуть, а к шестой не заметила, как сама заплакала – но, кажется, уже не от ненависти к музыкальной школе.
Берта Исааковна играла, наверное, часа три. За это время соседи сверху навсегда разлюбили Михаила Круга; Настина мама, прижавшаяся ухом к двери, вновь пережила в своей голове свою первую любовь, а все Настины игрушки прониклись любовью к скрипичной музыке – особенно плюшевый медведь с клетчатым ухом, видимо, благодаря наличию этого уха обладавший музыкальным слухом, и кукла-чайница, которая в былые времена явно согревала чайники в каких-то музыкальных салонах и теперь почти всплакнула от ностальгии.
Потом Берта Исааковна бережно положила Настину скрипку обратно в футляр, наконец, посмотрела на саму Настю и совершенно неожиданно улыбнулась.
- Это наша с тобой программа до седьмого класса. Тебе нравится?
- Да!.. А вот это вот, седьмое по счёту, что было?
- Узнаешь в 5 классе, в первой четверти, - снова улыбнулась Берта Исааковна. – На завтра, так и быть, задания я не дам тебе. Можешь идти рассказывать своим невидимым зверям о важности оттенков в музыке, но на урок не опаздывай, пожалуйста. И не уходи больше от нас.
…Берта Исааковна умерла во второй четверти Настиного пятого класса. С новой учительницей Настя сразу не поладила – её не то что тайные письмена на заборе или грифоны на гаражах, её и оттенки в музыке не очень-то интересовали. Однако, когда Настя уже собиралась второй раз отчислиться из музыкалки, к ней снова неожиданно явилась ночная гостья.
Гостью звали Ася, она была такая же рыжая, как Берта Исааковна, и у неё были такие же глаза и нос – правда, распухшие от слёз. Ася вручила Насте увесистую папку с нотами, размером почти с саму Настю, и протяжно всхлипнула.
- Это бабушка просила передать. Тут твоя оставшаяся программа до седьмого класса и ещё ноты, которые она отобрала для тебя.
Настя кивнула одними ресницами. Слёзы висели на их кончиках как капли дождя на ёлке, под которой жили Настины невидимые котята.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что, в промежутках между ловлей грифонов на гаражах и наблюдением за невидимыми формами жизни, Настя продолжала играть на скрипке, а соседи сверху и кукла-чайница тайно, но с большой любовью её слушали. Что стало с плюшевым медведем с клетчатым ухом, Настя не знала: когда ей было 8, она подарила медведя на Новый Год Берте Исааковне. Всё-таки раз у него музыкальный слух, лучше жить у настоящего скрипача – и Берта Исааковна с этими доводами согласилась с обычной для неё серьёзностью.
Но летом в музыкальной школе тоже были каникулы. Поэтому следующим утром Настя вышла из дому, держа в руке не смычок, а зонтик.
***
Дождь и не думал кончаться – но вздумай он кончиться сегодня, Настя бы, пожалуй, расстроилась, потому что шагала по лужам с самым большим из найденных в доме зонтов вовсе не просто так. Она твёрдо намеревалась принести обществу пользу.
Что ещё делать, когда невидимые котята уже не подстерегают тебя в кустах, гномы с остановки навсегда уехали куда-то в свою гномью страну, Пашка с родителями ¬¬¬-- в Москву, а остальным приятелям и приятельницам стало куда интереснее играть в компьютерные игры или обсуждать противоположный пол, чем лазить по гаражам и деревьям? Поэтому Настя шлёпала желтыми резиновыми сапогами по глубоким лужам и представляла, что лужи от соприкосновения с сапогами становятся жёлтыми насовсем, а не на мгновение.
Вот и остановка – как всегда, полна народу, не вмещающегося под козырёк. Настя встала чуть в стороне и раскрыла папин огромный зонт. Это был, конечно, зонт с историей, но Настя её не знала – вроде бы достался он папе ещё от его папы, а где его взял дедушка, вообще неизвестно. Надо бы разузнать… Ну, или придумать, если не получится разузнать.
- Вставайте кто-нибудь ко мне, места хватит, - предложила Настя нахохлившейся остановке. Остановка воззрилась на неё с единодушным недоумением.
Впрочем, несколько усилившийся дождь послужил гораздо лучшей рекламой Настиного начинания, чем любые слова, и очень скоро девочка стояла в плотном кольце незнакомых ей и друг другу людей, напряжённо вглядывавшихся в размытую даль в надежде на трамвай. Сначала люди стояли молча, но потом, очевидно смущённые неожиданной территориальной близостью, начали тихонько переговариваться.
- А я до ЦУМа тут доеду? – интересовался молодой парень с почти птичьим длинным носом у пожилой женщины с тремя авоськами, которые она всё пыталась тоже разместить под зонтом.
- А давно восьмого трамвая не было? – вопрошала птиценосого парня девушка, прятавшая под плащом кота, крайне недовольного окружающей атмосферной влажностью и окружающей атмосферой в целом.
- Да когда же эта погода кончится-то? – женщина с авоськами вопрошала, очевидно, окружающий мир в целом.
Мальчик в кепке и футболке с надписью НАТЕ! не то ненавидел окружающий мир, не то молча цитировал Маяковского.
Дождь был. Трамвая не было.
Но когда он через 15 минут подошёл, то вся компания из-под зонтика направилась к дверям уже совместно.
- Его зовут Станиславский, - объясняла девушка мальчику, который сосредоточенно чесал кота, укрыв его от дождя кепкой. – Это потому, что он никому не верит. У него была тяжёлая жизнь.
- На лечфак сдавать биологию, но там нетрудно, - кивала женщина птиценосому парню, который нёс в трамвай его авоськи. – Если вы придёте к нам на кафедру, мы вам программу дадим, и вы спокойно подготовитесь. А что ЕГЭ – ну подумаешь. Надо просто пережить, тем более что вы же училище закончили.
Настя смотрела им вслед и гадала, кто же соберётся под зонтиком в следующий раз и сколько времени уйдёт на знакомство у них.
...День прошёл неожиданно быстро. Люди менялись под зонтом то быстро, то медленно; вечером пошли обратно уже знакомые утренние, кто-то даже принёс Насте булочку с корицей в благодарность за помощь – булочка была очень кстати, потому что перерыв на обед Настя сделать забыла.
К тому моменту, когда к остановке, звеня, резво подкатил очевидно последний трамвай с надписью «следует в депо», на остановке осталось четыре человека – двое из них уже побывали под Настиным зонтом сегодня утром, поэтому встретились как старые знакомые и уже обсуждали, какой футбольный комментатор лучше.
- А до Разгуляя идёте? – поинтересовались они хором у кондуктора. Вчерашний парень в старомодных очках кивнул.
- Молодой человек, а на Висим? – робко спросил очень грустный дедушка с двумя таксами, которые стояли в луже почти по уши, и их поэтому было очень жалко.
- И на Висим, конечно, - заверил его кондуктор.
- Тогда, может, и на Тимирязева? – ухмыльнулась Настя, стряхивая с зонта капли воды.
- Идём. Залезай, - парень сделал приглашающий жест рукой. Выгоревшие на солнце за май Настины брови поползли вверх: остановка «улица Тимирязева» была не только не по маршруту, но и вообще в другой стороне.
Впрочем, стрелка на часах уже ползла к часу ночи, и, хотя родители, конечно, оба наверняка на дежурстве, должны же они когда-нибудь вернуться. Настя сложила зонт, забралась в трамвай и только устроившись очень уютно на самом заднем сидении и наблюдая, как смазывается картинка в заоконном мокром калейдоскопе, поняла, что у неё нет денег на проезд.
- Ты же собиралась на Тимирязева ехать, - подозрительно спросил кондуктор, когда на следующей остановке Настя поднялась и пошла к выходу.
- У меня денег нет, извините, - вздохнула Настя. – Но это ничего. Я пешком.
- За проезд оплата не деньгами, - махнул рукой кондуктор. – А историями. Но правдивыми.
- Историями про что?
Как вы понимаете, после многолетнего взаимодействия с невидимыми зверями и прочими грифонами такие мелочи, как оплата проезда в городском наземном транспорте чем-то столь эфемерным, не могли удивить Настю.
- Разными, - пожал плечами кондуктор. – Сегодня у нас будет день историй про… про волшебные места. Только, чур, правдивые.
Правдивые? Конечно, она сейчас что-нибудь расскажет, и все начнут опять смеяться. Впрочем, от того, что Настя выросла, её детские истории не стали менее реальными. И менее жизнеутверждающими, между прочим. Но волшебные места… Это и правда трудная задача.
- На самом деле почти любое место – волшебное, - начала Настя, прокашлявшись. – Просто надо присмотреться, чтобы понять, чем именно. Например, на гаражах на улице Тимирязева, за старым спортзалом, раньше жили грифоны. Никто не знает, откуда они появились там, просто в один прекрасный день прилетели и всё. А потом также внезапно улетели, только перья их влипли в гудрон – не маховые, конечно, а так, покровные. Но их и сейчас можно там найти. Или вот на улице Сибирская, на крыше дома № 1 живёт мальчик, который в ветреные ночи играет на флейте, я сама слышала. А просто зайдёшь во двор – так кажется, что он обычный.
Было тихо – Настя с удивлением поняла, что в трамвае-то полно народу, и люди вокруг, кажется, слушают её. Какая-то светловолосая девушка с короткой стрижкой рисовала на запотевшем окне грифона (довольно похоже); пожилой дедушка в большой шляпе, с таксами и с тросточкой улыбался и грустно, но очень понимающе кивал головой. Кондуктор поправил свои старомодные очки и выжидающе смотрел на Настю – и ей вдруг захотелось поделиться с этим вечерним усталым трамваем историей про по-настоящему волшебное место. Без дураков и детских фантазий.
- …Но эти места как были, так и остались в городе – можно сказать, что мальчиков с флейтами или грифонов не бывает, и я вырасту, а эти дворы и гаражи так и станут стоять, если только их не снесут или не перестроят. А было одно место, которое было и пропало. И никак его больше не найти.
- Это что за место такое? – поинтересовался с задней площадки рыжий мужчина в костюме врача скорой помощи. У него были усталые, какие-то тоже рыжие глаза, и вообще он весь был как-то похож на взъерошенного кота, и после третьего часа беготни готового храбро броситься на бумажку или крышечку.
- Когда я была маленькая… - Настя вздохнула. Она уже, честно говоря, пожалела о том, что начала об этом говорить: всё по-настоящему важное, будучи высказанным, почему-то начинает выглядеть глупым и незначительным, как сдувшийся воздушный шарик. – Так вот, однажды мы с мамой ходили гулять, и я случайно зашла во двор, в котором были качели. Синие качели на верёвочках. Они так музыкально скрипели… Я не знаю, что в них такого было, но когда на них качаешься, то кажется, что можно потрогать небо, и радугу, и… ну. И кажется, что все твои фантазии на самом деле правда. И тогда становится… не страшно взрослеть, что ли. В общем, я всю жизнь потом хотела найти это место и не нашла. Я в мельчайших подробностях помню дорогу туда, но её нигде нет. Вы, наверное, не понимаете…
- Напротив, очень хорошо понимаем, девушка! – стукнул тросточкой об пол дедушка в шляпе. – И там, знаете, там ведь ещё такие кусты шиповника были рядом с качелями, вроде бы, знаете, небольшие такие, а зайдёшь в них – кажется, что это лабиринт бесконечный. Я в них тогда мяч положил, чтобы вернуться и забрать, но, знаете, 70 лет прошло…
- Мяч, - оживилась девушка с короткой стрижкой. – А не такой футбольный мяч, только у него несколько заплаток было из рыжей кожи?
- Именно, именно! – обрадовался дедушка. – Это из папиной куртки заплатки мы сделали. А что, скажите, неужели в ваше время он всё ещё был там?
- Был, конечно был, я училась им забивать пенальти! Такой прекрасный мяч!
- Да, мяч что надо, спасибо вам за него! Я тоже там с ним поиграл, своего-то не было…
- Там ещё такие бесконечные классики, если завернуть за кусты шиповника!.. Ещё там на турниках сушились ковры с такими странными рисунками, что кажется, можно было в эти рисунки войти и не выйти…
- Скажите, а мяч-то на месте? Я бы хотел, чтобы мой сын тоже его нашёл когда-нибудь…
Трамвай оживился. Все наперебой обсуждали дорогу к синим качелям на верёвочках. Кто-то смеялся, у кого-то в глазах блестели слёзы. Получалось, что все люди в трамвае бывали в этом месте. Единожды. И все искали потом этот двор, так и оставшийся с каждым на всю жизнь – до конца не уверенные, как и Настя, что это место им не приснилось, и туда правда можно найти дорогу. Но так же не может быть? Ultima Thule, сказала бы Настя, если бы знала, что это такое. Но она не знала, и потому только вопросительно смотрела на кондуктора в старомодных очках.
- Это что получается – они все… все там были?
- Остановка «улица Тимирязева», - объявил вместо ответа кондуктор. – Следующая остановка «Дом Одного Окна». Уважаемые пассажиры, следующая остановка только для посадки, высадка пассажиров производиться не будет.
Этого, конечно, быть не могло – старый трамвай не мог не в ту сторону, да ещё и за 5 минут проехать полгорода. Но двери звонко разъехались, и за размазанной акварелью отражавшихся в мокром стекле огней Настиному взору предстал умытый дождём Дом Офицеров (сквозь свежую краску на его стенах уже проступали бегущие из-под крыши ржавые подтёки, похожие на слёзы по не вернувшимся с прошлого года птицам) и её собственный родной дом – рыжий, большеглазый, со старой рябиной под окном. В окне на кухне горела жёлтая лампочка: значит, родители дома. Надо спешить.
***
- О, а вот и ты, - поприветствовал Настю знакомый голос. Голос исходил из огромного синего в клеточку дождевика, из которого торчал только вполне птичий нос, по которому Настя без труда узнала вчерашнего абитуриента медицинской академии. – Я на всякий случай принёс тебе малиновое варенье: всё-таки под дождём стоять не очень полезно.
Из глубин дождевика на свет появилась тонкая рука, и правда сжимавшая майонезную банку, на которой что-то было очень неразборчиво написано.
- Малиновое – моё любимое! И, судя по почерку, у вас есть много шансов стать врачом, - улыбнулась Настя. Птичий нос явственно покраснел.
…Дождь явно был с Настей в сговоре на эти каникулы – потому что, проснувшись утром, шлёпая босыми ногами по холодному полу и по пути к окну пытаясь разделить в голове сон и явь, Настя больше всего боялась, что за окном будет сухо и солнечно. И, значит, повода сделать мир сегодня лучше не будет… а точнее – повода ещё раз прокатиться на таинственном трамвае, где за вход платят историями.
Как ни удивительно, люди на остановке не просто были одни и те же – многие третий день подряд приходили на остановку под проливным дождём без зонтов и смотрели на небо с бескрайним удивлением. Зато все узнавали Настю, приветствовали и норовили покормить. Доедая очередную булочку (на этот раз с абрикосовым вареньем) Настя думала, что быть спасителем человечества, пусть даже всего лишь от дождя, довольно неплохо.
За этот день она также узнала очень много нового – например, что в википедии есть статья про аэропорт Бахаревка на персидском языке, что в Мотовилихе была улица под названием «Потерянная», но теперь она почти совсем куда-то потерялась, что прототипы «Трёх сестёр» Чехова жили в этом городе в том доме, где сейчас медицинское училище, а ещё что если собака весь день сонная или ест траву, то это, несомненно, к дождю.
Настя не была уверена в том, что это полезная информация, но стоять с зонтиком и спасать людей от дождя всё ещё было интереснее, чем учить очередной бесполезный (с её точки зрения) этюд от новой учительницы в музыкальной школе, а по программе Берты Исааковны они не занимались.
Но вообще, если быть совсем честными (а мы, как и всегда, будем), то с самого утра Настя ждала только одного – самого последнего трамвая, который следует в депо какими-то одному ему ведомыми маршрутами. И больше всего боялась, что дождь закончится раньше, чем движение трамваев – потому что мысль о том, что трамвай может не прийти, конечно, даже не могла прийти Насте в голову.
И он действительно не мог не прийти. На этот раз Настя запрыгнула на подножку самой первой и с плохо скрываемой радостью побежала к кондуктору.
- До Тимирязева? – спросил юноша, задорно глядя на Настю сквозь старые очки – как если бы у героя чёрно-белого фильма внезапно оказались голубые глаза и он вдруг начал бы ими вопреки законам жанра подмигивать.
- Не знаю, - честно ответила Настя. – А куда вы после Тимирязева? А то вчера я вышла на самом интересном месте.
- Ну, значит, сегодня поедем подольше, - буднично ответил кондуктор. – Почему бы не порадовать хорошего человека. Тем более что после твоей вчерашней истории количество плохих снов в городе снизилось на 15%.
- Это как? – не поняла Настя.
- Ты напомнила многим о том, что у них было детство, - ответил за кондуктора кудрявый длинноволосый парень, сидевший рядом с ним. У кудрявого парня были весёлые зелёные глаза и грустные тёмные круги под ними. – Многие из них поделились тёплыми воспоминаниями с близкими, с друзьями, и все они увидели сны про это – а не про то, например, что у них кредит не выплачен или, например, зарплату опять задержали. А те – со своими друзьями. Вот тебе 10 процентов. А ещё, когда ты помнишь, что сам был ребёнком и играл в саду Дома Одного Окна, то ты и к чужому детству относишься с большим пониманием. И не поставишь, например, сына перед сном в угол. Вот тебе ещё 5 процентов.
- Во дворе чего? – Настя интуитивно ухватилась за ключевое слово. – И если это место с качелями, то как туда снова попасть?
- Дома Одного Окна – это городская легенда, которую все знают, но никто никому не рассказывает, - кондуктор почесал переносицу и снял очки. Выглядело это в точности как если бы он вынырнул из чёрно-белого в цветное кино. Но Настю такие мелочи уже не очень интересовали.
- То есть если я выйду на остановке «Дом Одного Окна», я снова туда попаду?!
- На этой остановке нельзя выйти, - кудрявый зеленоглазый парень как-то грустно покачал головой. – Ты не попадёшь в Дом Одного Окна до того дня, когда это будет нужно, и я надеюсь, что этот день наступит ещё не скоро. Но ход твоей мысли мне нравится.
Трамвай остановился, вздрогнул и открыл двери. Запахло дождём и липовым цветом; с остановки доносилась музыка – кто-то хрипло жаловался из динамиков на то, что с ним сделали химия и жизнь. По ступенькам поднялись двое - высокий худой мужчина непонятного возраста с длинными совершенно серебряными седыми волосами и пожилая невысокая цыганка с роскошной косой, которая если и знала, что такое седина, то разве что в теории и через третьи руки.
- Остановка «Сад Свердлова», - объявил кондуктор. – Трамвай следует в депо со всеми остановками. Оплата проезда сегодня…
- Городскими легендами, которые все знают, но никто никому не рассказывает! – выкрикнула Настя, пока он не успел договорить. Наступила тишина. Зеленоглазый парень улыбнулся до ушей – казалось, что он сейчас улыбнётся ещё шире, как чеширский кот. Кондуктор пожал плечами, снова надел очки и спокойно повторил, повернувшись к вошедшим:
- Оплата проезда сегодня городскими легендами, которые все знают, но никто никому не рассказывает. Передавайте за проезд, пожалуйста.
Вошедшие выглядели так, как будто дождь на улице их совершенно не касался. В прямом смысле: может быть, конечно, они стояли под козырьком остановки, но их явно не коснулась ни одна капелька воды. Даже самая маленькая.
Они сели через проход от кондуктора и кудрявого зеленоглазого парня, пожав им руки как старым знакомым.
- Здравствуйте, Игорь Иваныч. Вы куда путь держите? – поприветствовал седого кудрявый.
- Привет, Ян. Сколько лет, сколько зим. Да вот, решил навестить Пенелопу и учёного кота погулять сводить. Завтра будет опять концерт, будет не до того. Ты, кстати, придёшь?
- Я не знаю, дел много. Как с Асиными управлюсь, сразу надо за свои, так весь день и проходит, - Ян вздохнул и убрал за уши свесившиеся на лицо волосы. Настя с удивлением заметила, как много в них седины, и ей стало его немножко жалко.
- Если тебе чем-то надо помочь, Ян, ты же знаешь, я готов. А вы, Рада Аркадьевна, придёте?
- Приду: раз пропустишь, а потом тебе Берта всю неделю сниться будет, чего доброго! Заболтаешься с ней - так и работу проспать недолго.
- Ой да не правда, - Ян раздражённо махнул рукой. – Она никогда так не делает. Берта Исааковна очень скромная и вообще не любит людям сниться, её постоянно приходится упрашивать. Она всё время боится кого-нибудь расстроить.
- Шучу я, шучу. Просто соскучилась по ней очень, - вздохнула пожилая цыганка.
Настя сидела, вжавшись в жёсткое сидение, и старательно делала вид, что смотрит в окно, за которым величаво проплывали Мотовилихинские заводы, мимо которых обычные трамваи, кажется, не ходили уже лет 10 – но на самом деле, конечно же, ловила каждое слово этих странных людей, не намокающих под дождём. Что за концерт? И может ли быть в этом городе два музыканта, которых зовут Берта Исааковна? Ведь нет же. Конечно, не может. Значит…
- Всё это прекрасно, но, во-первых, до какой остановки вы едете и, во-вторых, у вас не оплачен проезд, - тактично напомнил Кондуктор (поскольку он так и не представился, Настя решила просто мысленно добавить этому слову капитализацию). Рада Аркадьевна закатила глаза. Игорь Иванович повернулся к Кондуктору.
- Мне – до улицы Революции. За проезд… чем там? Городскими легендами, которые все знают, но никто никому не рассказывает? Хорошо, чего же далеко ходить. Вот, например, на Сибирской есть памятник Пушкину – про который вы все, конечно, всё знаете; даже то, что его когда-то потеряли и почти по сказочной случайности нашли спустя 10 лет на помойке возле завода. Это, конечно, очень оптимистичный факт – если в нашем городе можно найти потерянный памятник, значит, возможно, и другие потерянные вещи неожиданным образом отыщутся. А рядом с памятником есть бронзовые решетки-барельефы с героями сказок Пушкина. Они, конечно, не такие легендарные, но очень полезные: о русалочий хвост можно открыть банку пива, а на бороду карлику – опереться, когда завязываешь шнурки. Сказочная польза, в общем. Но есть у них ещё одна особенность. Бронза, конечно, не самый теплопроводный сплав в мире, но даже она может отозваться на человеческое тепло довольно быстро. Поэтому фигуры на барельефах легко оживают. Русалка, например, даже когда-то закончила соседний педагогический университет по специальности «Психология развития» и не прочь кому-нибудь оказать консультацию по воспитанию детей и особенно – по вопросам закаливания. Но я бы не советовал вступать с ней в научные споры: возражений она не любит, а собственные её концепции всё же достаточно сырые и в них много воды. Зато Учёный Кот – в высшей степени приятный и образованный собеседник; кстати, очень любит молоко (взрослые кошки плохо переносят лактозу, если только они не бронзовые) и долгие прогулки на берег Камы, когда никто не видит. Правда, со временем у Кота ухудшилось зрение (годы берут своё, особенно когда много читаешь), и теперь мне или другим его друзьям приходится его сопровождать. С другими персонажами я общался меньше, но у них тоже, без сомнения, очень интересная внутренняя жизнь, и в городе есть много людей, которые могут о них рассказать – но почему-то никогда этого не делают, иначе и моя история не подходила бы под сегодняшние критерии зачёта. Достаточно?
- Вполне, - Кондуктор поправил очки, улыбнулся совершенно завороженной Насте и щёлкнул кнопкой диктофона. – Следующий. Рада Аркадьевна, а вам до куда?
- А? Что? До «Рабочего посёлка», - Рада Аркадьевна, кажется, задремала и даже начала немного похрапывать: было очевидно, что уж ей-то эта городская легенда точно была известна и она совершенно не понимала, зачем кому-то нужно её рассказывать. – Что ты говорил там про проезд? Байки, которые все и так знают? Студент, ведь скучно же, да и у тебя они все есть ещё со времён, когда ты с Аидой Хароновной ездил и песни в переходах пел.
- Ну, может, новую найду – философски отозвался Кондуктор и кивнул на Настю. – Да и молодое поколение жаждет историй. Так что расскажите им что-нибудь.
- Это тебе, что ли, баек не хватает? – грозно спросила Рада Аркадьевна, смерив Настю оценивающим взглядом. – Так бы и сказали: нужны истории, от которых и ребёнок со скуки уснёт. Ну давай, выбирай, что тебе рассказать перед сном.
Настя растерялась. Всё было слишком интересно. Кто такая Аида Хароновна? Чему учился Кондуктор, если он студент? В конце концов, как сделать так, чтобы тебе приснилась Берта Исааковна – и почему этот кудрявый Ян так хорошо разбирается в том, что и кому снится? Вопросов было слишком много, и хотелось задать их все одновременно – потому что Настя к своим 13 точно знала, что невидимые котята исчезают из кустов, грифоны улетают, и завтра эти люди уже, скорее всего, не поедут в трамвае, и, значит, унесут свои тайны с собой. Но ладно. Нужно быть последовательной.
- Расскажите про Дом Одного Окна, - выпалила Настя и на всякий случай опять вжалась в кресло.
Рада Аркадьевна зевнула, тактично прикрыв рот рукой. Потом шумно высморкалась. Потом, с надеждой поглядев на Кондуктора, попыталась молча воззвать к его разуму, и, всем видом показывая, насколько ей скучно, начала:
- Дом Одного Окна, стало быть… Я даже не знаю, когда он появился, больно надо оно, знать-то. Берта вот точно знала, её спросите. Но точно скажу: плющ на стенах уже успел добраться до крыши и спуститься обратно раз десять. Так, что и адреса стало невидно, одна табличка осталась. Я уже сто раз Лие говорила, что надо её покрасить, да только кто это будет делать? В доме этом снаружи - два этажа, а изнутри – кто ж знает, там каждый своё видит. Но на верхнем этаже есть окно, в котором всегда горит свет, который видно из любого угла этого города. Хоть на Бахаревку зайди, хоть в Лёвшино заплутай, а надо будет по свету сориентироваться – не переживай, увидишь.
Ещё есть двор у него; в этом дворе у нас в городе обычно проходит середина детства. В день, когда человек вроде как начинает взрослым становиться, он обычно находит этот двор, чтобы успеть там наиграться, потому что мало ли, что потом в жизни начнётся. У некоторых вон, во время войны, например, детство-то всё из этого дня во дворе и состояло. Как бы они без этого дома? Нельзя же совсем без детства, понимаешь?
Настя притихла. «День середины детства» - это звучало очень правдоподобно и очень грустно. И означало, кажется, что даже если она каким-то чудом найдёт дорогу в этот двор, то всё уже будет не так, потому что дело не во дворе… Дурацкий дом. Зачем он вообще существует. Зачем она вообще про него спросила… Лучше бы про него и правда никто никому не рассказывал.
- Вообще эту байку и рассказывать-то не надо, - словно прочитав её мысли, продолжила Рада Аркадьевна. - Каждый узнаёт её сам по себе, тогда, когда приходит пора. Есть, конечно, и такие, кто не знает – но я таким людям завидую. Потому что дорогу в Дом Одного Окна человек находит только тогда, когда ему этот дом жизненно необходим. А до этого – никак.
Я думаю, каждый из нас видел это окно хоть раз в жизни. Бывает так, что заблудился человек ночью в зимних глухих дворах и замёрзших улицах и кажется, что никогда не дорогу домой, - но вдруг видит где-то вдалеке окошко, которое выглядит точь-в-точь как окно в соседском доме, и человек идёт на этот свет. Или заблудившемуся в лесу забрезжит что-то за деревьями, как будто там маяк или костёр кто-то развёл. Некоторые вообще думают, что это звезда – но какая же это звезда.
Это просто окно, которое зажигается каждую ночь и не гаснет до утра. Свет в нём горит для всех, кому нужна помощь. Но он не только к людям тебя выведет; если тебе некуда идти, когда все двери оказались вдруг закрыты, на этой двери никогда не будет замка. И найти его легко: когда некуда идти, кроме как туда, Дом Одного Окна будет за первым поворотом дороги. Любым. Там, в доме, живёт его хранитель, который тебе, в общем, поможет.
- В чём поможет? – поинтересовалась сбитая с толку Настя.
- Во всём, - судя по тону Рады Аркадьевны, как раз это-то было само собой разумеющееся. – Теоретически. Они тоже, конечно, разные были, хранители. Подход у каждого свой. Но Лия, которая там сейчас живёт, очень способная девка. Так что она и правда во всём разберётся. Кроме разве что себя, пожалуй.
Все замолчали. Щёлкнул диктофон. Трамвай, лязгнув, остановился. Двери с шумом разъехались.
- Улица Тимирязева, - объявил Кондуктор. Как показалось Насте, немножко злорадно.
***
…Дождя с утра не было. Солнечные лучи, сонно потягиваясь, приятно щекотали нос, лениво пускали солнечных зайчиков по комнате и чувствовали себя на небе вполне комфортно.
Ни тучки. Ни облачка. В пору брать пляжный зонтик и идти спасать людей на остановке от излишнего загара. Настя разочарованно листала газету с прогнозом погоды, и с каждой строчкой её надежды на дождь скукоживались, как сухие листья под беспощадными солнечными лучами.
Настя без энтузиазма доела кашу и отправилась гулять по городу просто так. Мысли девочки невольно возвращались к вчерашней истории про некую Лию, живущую в Доме Одного Окна.
Какой она должна быть, интересно? Это явно серьёзная взрослая волшебница; наверное, у неё длинные разноцветные волосы, мантия, как у Гарри Поттера, и остроконечная шляпа со звёздами. Дом, наверное, завален книгами, которые она, конечно, все прочитала – потому и может найти ответы на все вопросы. Наверняка у неё живёт какой-нибудь старый и мудрый чёрный кот, и подруги залетают на мётлах по вечерам обсудить теорию магии. И, конечно, Лия – слишком короткое имя для такой волшебницы. Наверняка это сокращение, и её зовут, например, Азалия. И у неё есть ещё 10 имён на разных языках и какая-нибудь очень сложная фамилия. Двойная. Нет, тройная.
За этими мыслями Настя незаметно дошла до памятника Пушкину (того самого, откопанного на помойке, как она вчера узнала) и села на скамейку напротив бронзового учёного кота, история про которого звучала, конечно же, как какая-то безумная детская сказка и за мыслями о Доме Одного Окна уже как-то позабылась.
…Возможно, было бы неплохо с этой Лией когда-нибудь встретиться. Но как это сделать? Может быть, можно специально заблудиться где-нибудь в Балатовском лесу, чтобы пойти потом на свет этого дома? А что если и правда потеряться, выкинуть компас, завязать глаза и уйти куда-нибудь в темноту, непонятно, куда… А вдруг не получится, и она, Настя, заблудится по-настоящему, или в тот день будет некстати туман, и она никогда не выйдет из леса? Или, наоборот, выйдет к какому-нибудь неведомому лукоморью и всё…
- Да ладно, - прервал её мысли вкрадчивый, немного ленивый басовитый голос. Настя обернулась. Погодите, нет, так не бывает. Стойте.
Бронзовый Учёный кот тем временем, прищурясь, смотрел на неё.
– Лукоморье вполне себе ведомое и вообще оно одно. Пропп писал, что это Острова Блаженные, а в «Слове о Полку Игореве» там половцы жили, но это пусть тебе Игорь рассказывает, он знаток. Мне вот лично кажется, что это то же самое, что Ultima Thule, но не всё ли равно, правда? Тем более что ты пока и Проппа не читала, и латынь не учила.
Настя округлившимися глазами наблюдала за тем, как золотилась на солнце бронзовая кошачья шкура, которую Учёный Кот вылизывал светлым (очевидно, от частого использования) языком. Кот свернулся калачиком и продолжил:
- Послушай, ну вчера-то эта история не казалась бредом, правда? И вообще, я не менее реален, чем твои невидимые котята.
- Котята? – Настины светлые брови поползли вверх. – Вы знаете моих котят?
- Я многих котят знаю, и не только твоих. Лучшие люди нашего времени тоже, бывало, общались с котятами разной степени невидимости, и это их крайне обогатило. Потому что общение с котом вообще хорошо сказывается на человеке, таково моё мнение, подтверждённое десятилетиями исследований людей, котов и памятников нашего города. Но я хотел тебе сказать не это. Как ты сама понимаешь, бессмысленно специально плутать и подвергать себя опасности, чтобы найти Дом Одного Окна – это же не так работает. На свои качели ты не попадёшь, зато куча пожарных, милиционеров или врачей тебя в конце концов найдут, но пропустят ужин и лишатся сна в поисках тебя.
- Да знаю, знаю, я же не маленькая, - досадливо отмахнулась Настя. – Лучше скажите, а вы знаете Лию из Дома Одного Окна?
- М… разумеется, - промурлыкал кот, выползая на солнечный угол своей рамы. – Что ты хочешь про неё узнать?
- Как её на самом деле зовут? Лия – это, наверное, сокращение? Как её по-настоящему зовут, со всеми титулами и фамилиями?
- Да так и зовут - Лия, - фыркнул кот. – Лия Кац. Коротко и ясно.
- А у неё есть кот? – несколько разочаровано спросила Настя. Она затруднялась сказать, как именно в её мире должны были звать волшебников, но, кажется, всё же не настолько коротко и ясно! В чём тогда смысл быть волшебником?
- Своего нет, - бронзовый язычок неожиданно тепло лизнул Настину руку. – Но голодные коты тоже к ней приходят, и она их кормит и лечит иногда.
- А собака?
- С собаками та же история. И потом, собаки же ужасно несамостоятельные, их надо выгуливать, а Лия не может выходить из Дома Одного Окна, - кот лениво точил бронзовые когти о кору дуба, периодически поглядывая на Настю и всем своим видом выражая презрение к собакам и их несамостоятельности.
- Не может выходить? Это как?
- Да известно, как, - отмахнулся хвостом кот. – Ведь всё волшебство дома завязано на ней, конечно же она никогда не сможет из него выйти. С тех пор, как она стала хранителем, она и не выходит дальше порога – такова магия. А! У неё ворон есть – но он довольно наглый и совершенно невкусный. И перья у него очень неприятны наощупь, даже если их просто нюхать или там лапой… Крайне, крайне неприятный. Но что с них, с птиц, взять… Они же даже не млекопитающие.
Чувствовалось, что кота гораздо больше интересует ворон хранительницы Дома Одного Окна, чем тот факт, что ей нельзя выходить из дома. Настя попыталась представить себе, как это: вся жизнь проходит за окном твоей комнаты, а ты можешь разве что высунуть в окно руки, чтобы потрогать дождь или погреть их на солнце, но все радости жизни – и гаражи, по которым можно лазать; и деревья с тёплой корой, к которой можно приложить руки и слушать, как по ним течёт весна; и первые проталины с цветками мать-и-мачехи на них, и даже те самые синие качели на верёвочках, взлетающие до самых облаков – всё это навсегда отделено от тебя.
- И что, её не могут сменить другие волшебники, пока она пошла бы погулять? – спросила Настя. Ей было очень обидно за эту незнакомую волшебницу. Кот покачал головой.
- Какие другие? Других таких нет. Да их и быть не может, других. Она одна у нас, а мы – у неё.
- А если с Домом вдруг что-нибудь случится, она сможет уйти? Ну там, на метле улететь…
- Если с домом что-нибудь случится, - кот внимательно посмотрел на Настю, - то улетать на метле будет поздно. И не только Лие, а всем нам. Но пока она жива, я надеюсь, нам бояться нечего. И вообще, ты всё расспрашиваешь меня, расспрашиваешь, а могла бы мне хотя бы молочка предложить. Игорь Иванович же тебе сказал, что у меня исключительная для моего возраста переносимость лактозы?
***
- Остановка «Разгуляй». Осторожно, двери закрываются. До остановки «Сад Свердлова» трамвай проследует без остановок. Оплата проезда историями о любви, - объявил Кондуктор в старомодных очках, не вставая с места. Рядом с ним сидела очень бледная, какая-то почти прозрачная девушка в старинном, каком-то театральном платье. Они держались за руки – но Насте почему-то казалось, что рука Кондуктора висит в воздухе и было не по себе.
Увидев на остановке Настю, Кондуктор вдруг изменился в лице, вскочил и сделал шаг ей наперерез, но Настя уже поднялась по ступенькам и замерла в нерешительности.
- Ой, а я не знаю о любви, - сказала она растерянно.
И правда, про что же рассказать? Ведь много же их было: она читала. Но почему-то в голову приходит только как мама с папой ругаются по ночам на кухне из-за зарплаты, которую обоим задержали – что поделать, бюджетники – а потом в обнимку плачут и курят в вытяжку; про то, как Пашка написал Ленке из параллельного класса письмо с признанием в любви, а она ему его вернула, исправив красной ручкой ошибки, да ещё и прочитала с выражением всей группе продлённого дня? Или как мама не пустила её на похороны Берты Исааковны и сказала: «когда ты вырастешь, то поймёшь – это потому, что я тебя слишком люблю».
- Да-да, конечно, тебе ещё рано, вот и выходи. Трамвай следует не по маршруту, - торопливо, скороговоркой выдохнул Кондуктор, глядя на Настю и как будто стараясь заполнить собой всё пространство трамвая.
Настя непонимающе подняла глаза на Кондуктора – и встретилась взглядом с Бертой Исааковной, стоявшей за его плечом. Это, без сомнения, была Берта Исааковна – в своём концертном костюме, со скрипкой в футляре и даже с накрашенными губами (ресницы она никогда не красила, утверждая, что всегда плачет от хорошей музыки). Ну, разве что немного прозрачная.
Глаза у Насти сделались круглее и шире трамвайных фар и немедленно наполнились слезами. Раньше, чем Настя смогла что-то сказать, губы у неё затряслись, и она, не обращая внимания на Кондуктора, как будто он был такой же прозрачный, побежала к своей учительнице.
Кондуктор схватил её за плечо.
- Да поздно уже, - спокойно сказала ему девушка в старинном платье. – Ты себя самого вспомни. Что было бы, если бы тебя Аида Хароновна выставила?
Кондуктор опустил руку, и рыдающая Настя уткнулась в призрачное плечо своей строгой учительницы, которую, кажется, никогда до этого не обнимала. Трамвай дёрнулся и поехал.
- Берта Исааковна, - сквозь слёзы бормотала Настя. – Я учу всё, что вы мне написали, у меня только «Легенда» не получается, но это потому, что у меня нет концертмейстера, и я не знаю, как вступать… Но на самом деле я просто хотела сказать, что я вас очень люблю, а то я так и не сказала.
- Настенька, милая, и я тебе не сказала, но ты же всё поняла, и я тоже. А «Легенда» на седьмой класс же, я так впечатлена, что ты вообще её играешь! У тебя очень хорошо должны получаться там все оттенки, я уверена. Ну не плачь, почему ты плачешь, всё хорошо, - пыталась успокоить её Берта Исааковна – ничуть не менее заплаканная, разумеется. – Расскажи мне, как ты поживаешь. Как твои невидимые звери? Как Паша – я слышала, что он уехал в Москву, он тебе пишет? Я слышала, теперь все пишут друг другу письма через какие-то социалистические сети… это ведь так называется?.. А теперь, пожалуйста, объясни мне, что смешного я сказала? Надо мной почему-то все смеются, когда я это говорю…
Трамвай медленно и торжественно ехал по дамбе, сквозь коридор почтительно склонившихся к нему уличных фонарей. Кондуктор мрачно смотрел в окно, за которым проплывал в липовом цвету и полной иллюминации его любимый город, наполненный историями, подобными вот этой, и думал, что любая история на самом деле о любви, поэтому проезд в трамвае сегодня, можно сказать, бесплатный.
- О чём ты думаешь? – спросил он девушку в старинном платье.
- О том, что ты, кажется, нашёл себе одну ученицу, - ответила она.
***
На остановке «Сад Свердлова» трамвай опустел – призрачные оркестранты медленно и величественно спустились по нагретым солнцем ступеням и растворились в лесу. Только Берта Исааковна периодически оборачивалась.
Настя и Кондуктор остались в салоне одни. По крыше пустой остановки забарабанил дождь.
- Как же они будут играть под дождём? – спросила Настя, кивая вслед уходящим.
- Для них это никогда не проблема, - Кондуктор уселся на верхнюю ступеньку и свесил ноги в открытую дверь. – Извини, что так вышло. Я как-то не ожидал тебя встретить в такое время.
- Кто такая Аида Хароновна? – спросила Настя вместо ответа.
- У нас в городе есть специальный трамвайный парк, - вздохнул Кондуктор. – Раньше в нём был только один трамвай. И он… как сказать-то… ходил от старого кладбища. Несколько раз в год. Чтобы все могли посмотреть на город, в котором они когда-то жили. В нём и работала кондуктором Аида Хароновна, а я как-то раз просто в него сел. Вот как ты: на остановке у центрального рынка. И пока ехали до Разгуляя, я всё понял – точнее, мне объяснили. Таисия объяснила.
- Это которая сидела рядом с тобой, - догадалась Настя, но Кондуктор не стал ни опровергать, ни соглашаться с ней, а просто продолжил.
- Я тогда учился на филфаке. Фольклор собирал – знаешь ведь, что это такое? Я много дней об этом думал – о том, сколько же историй осталось нерассказанными из-за того, что кто-то просто не успел. Даже Тая – я, конечно, в первую очередь искал трамвай из-за неё, но знал только её имя. Ну и читал некоторые краеведческие материалы про могилы на старом Кладбище и рассказ Гайдара про «Проклятую дочь». Так что я начал ходить по ночам по трамвайным остановкам, в надежде снова встретить этот трамвай – а кто ищет, тот находит, как известно. И когда Аида Хароновна попыталась выгнать меня из трамвая второй раз, я так и сказал: я фольклорист, я собираю истории, вдруг кто-то хочет поделиться? Неожиданно все захотели. Потом все захотели не только рассказать, но и послушать истории, и я стал записывать для них истории из повседневной жизни города. А потом я сказал Аиде Хароновне, что надо сделать такой трамвай и для живых тоже.
- И что она ответила?
Дождь разошёлся не на шутку, и вот по трамвайным рельсам уже неслись бурные потоки, унося по старинной брусчатке фантики от конфет, разноцветные крышки от газировки, палочки от мороженного и прочие свидетельства конечности всего прекрасного в человеческой жизни.
- Она очень довольно ответила, что от живых, на её взгляд, одни проблемы и что зачем она вообще со мной связалась. Так в специальном трамвайном парке стало два маршрута, а я стал кондуктором. И вот теперь мы ездим каждую ночь, чтобы отвезти всех, кому нужно, домой, и записать все истории, которые могли бы так и не быть рассказаны. Скажи мне, я надеюсь, ты не подумала сейчас, что смерти нет?
- Смерть есть, - ответила Настя, глядя на пляшущие в лужах круги. – Просто в любви она, кажется, ничего не меняет.
***
Человек стоял под дождём, как-то странно привалившись к стене, и не шевелился. У его ног на земле явно что-то происходило: не то бурлила вода, не то готовилась разверзнуться земля. Насте стало очень страшно, и она почти перешла на другую сторону улицы – всё-таки поездки на потусторонних трамваях способствуют развитию воображения. Мало ли, что привидится.
Или не привидится. Что бы там ни происходило, оно могло происходить на самом деле. Ты же теперь знаешь, что на самом деле может происходить в этом городе - всё, что угодно.
Поэтому Настя сжала зубы и направилась к человеку у стены.
…Она его даже знала. Точнее, видела. В трамвае. Потому что это был дедушка с тросточкой, а у его ног, наполовину в воде, крутились перепуганные таксы. Правда, сейчас дедушка был пергаментного цвета, тросточки при нём не наблюдалось, и теперь его слова о том, что во дворе с качелями он играл с мячом 70 лет назад вспоминались как какое-то мрачное пророчество.
- Вам плохо? – спросила Настя, хотя ответ был очевиден. – Я сейчас. Давайте я кого-нибудь позову. Давайте я скорую вызову.
Дедушка с явным трудом открыл глаза и кивнул ей.
Настя подняла голову, чтобы запомнить номер дома и улицу, и со всей очевидностью поняла, что скорую вызвать ей не с чего – телефон Настя утром забыла дома; всё равно от него никакой пользы.
- У меня телефона нет. Но я сейчас. Вы только никуда не уходите, - попросила его Настя, готовая разреветься от досады и страха. Дедушка попытался улыбнуться ей и снова кивнул.
…В том, чтобы в 13 лет иметь рост 130 сантиметров и голос «первое сопрано» есть, несомненно, много плюсов. Например, ты можешь пролезть в любую щель, протиснуться в любую дырку в заборе, забраться на любой чердак, взять все ноты в «Улетай на крыльях ветра» и, например, кататься в парке аттракционов по детскому билету.
Среди минусов Настя обычно называла то, что ей нельзя ездить на переднем сидении автомобиля, её не пускают на «Американские горки», над ней смеются в школе и ноги за пианино не достают до пола. И, если честно, не только за пианино.
Сейчас же, бегая под дождём от одной закрытой двери подъезда к другой и трезвоня во все попавшиеся домофоны, Настя понимала, что главный минус – в том, что ей никто не верит.
Наверное, ещё утром она и сама решила бы, что это малышня балуется, позвони ей кто-нибудь в дверь и скажи, что нужно вызвать скорую помощь для дедушки с двумя таксами (с таксами всё в порядке), и, наверное, винить жителей дома было не за что, но Настя винила. И паниковала.
Когда последняя дверь подъезда тоже никак не отозвалась, Настя от страха даже перестала плакать. Ей было холодно и одиноко, и она не знала, как она сейчас вернётся к больному человеку и скажет, что не может ему помочь.
Ну ладно; может быть, он сам что-нибудь придумает. Может быть, у него есть телефон. Может быть…
Настя набрала в грудь воздуха и побежала сквозь дождь обратно на улицу.
На повороте из двора её слегка занесло, и, падая в лужу, на лету Настя увидела его.
Качались на ветру и тихо скрипели голубые качели на верёвках; пригибались под дождём к земле кусты шиповника, под которыми в луже, среди пляшущих дождевых кругов спал старый футбольный мяч с кожаными заплатками. Мокли под дождём старинные узорчатые ковры на турниках в зарослях болиголова, растекались по асфальту цветными лужами бесконечные классики. Старый кирпичный дом, почти по самую крышу утонувший в плюще, возвышался над двором как стена леса, и в середине этой стены ярко горело одно окно на втором этаже.
Явно скрипучая деревянная дверь с затейливой ручкой и ржавым почтовым ящиком была приоткрыта; над дверью тускло светилась в лучах света табличка:
«Общество с неограниченной ответственностью «Дом Одного Окна».
Настя вскочила и, не разбирая, где лужи, а где асфальт, бросилась к двери. Она влетела в неё, как пушечное ядро, снося всё на своём пути: скамейку для обуви, старинную деревянную вешалку, какие-то верёвки, на которых сушились травы, и даже огромное мутное зеркало в старинной раме.
Навстречу ей примерно с такой же скоростью, но беззвучно сбежала по лестнице невысокая худая женщина с чёрными волосами до плеч в каком-то странном тёмном платье.
- Позовите Лию! Мне нужна помощь! – закричала Настя, тормозя о перила. – Надо вызвать скорую, угол Газеты «Звезда» и Тимирязева, там пожилому человеку очень плохо. Ему примерно 75 лет, и у него 2 таксы с собой. У него шляпа и тросточка.
Женщина в мгновение ока переместилась на лестничную площадку, где висел большой белый, как в старинных фильмах, телефон.
- Алло, скорая? Это «Дом Одного Окна». Пожалуйста, примите вызов: угол Газеты Звезда» и Тимирязева, пожилому человеку плохо… Да, конечно, это достоверная информация. Мужчина, примерно 75 лет. Да, он один там. У него 2 собаки, но я сама с ними разберусь. Да-да, конечно, можно оставить там. Спасибо! Как всегда, к Винтеру? Спасибо. Я предупрежу.
Она слегка картавила; у неё был тихий очень спокойный голос – как будто она ни минуты не сомневалась в благополучном исходе дела и совершенно не нервничала. Женщина встала на цыпочки, чтобы повесить огромную трубку своего доисторического телефона, и также беззвучно подошла к Насте.
- Всё будет нормально. По моим вызовам они всегда приезжают быстро; собаки сейчас придут ко мне, и мы их с тобой вместе покормим. Как только твоего пациента привезут в больницу, нам перезвонят. Ты действительно большая молодец, что не растерялась.
Разбитые коленки болели, Настя замёрзла и так перепугалась, что сейчас, когда всё уже почти закончилось, она, наконец, расплакалась. Она так и сел на пол, среди поверженных вещей, убаюкивающего запаха каких-то лекарственных трав и почему-то малинового варенья. Таинственная женщина села рядом с ней.
- А где Лия? – спросила Настя сквозь слёзы.
- Лия – это я, - улыбнулась хранительница Дома Одного Окна. – Приятно познакомиться.
Настя воззрилась на неё как на какого-нибудь камышового котика в зоопарке. У Лии были большие тёмные глаза, от которых паутинками расходились маленькие морщинки, впечатляюще длинный нос и какой-то очень грустный рот, хотя вроде бы она улыбалась. И сидела, сгорбившись - Берта Исааковна просто убила бы за такую осанку! В её облике не было совершенно ничего волшебного. Нисколечко.
- Да, я не очень похожа на волшебницу, - понимающе кивнула хранительница дома. Кажется, её тоже немного расстраивал этот факт – но не очень сильно. Телефон на лестничной площадке дребезжаще зазвонил, и Лия без каких-либо магических трюков снова побежала вверх по лестнице.
- Дом Одного Окна. Уже привезли? Как быстро! Спасибо. И что прогноз? Благоприятный? Ну и замечательно. Ребята, вы волшебники. Я? Ну нет, сами такие.
***
Спустя полчаса Настя сидела в кресле-качалке, завернувшись в 10 одеял, и пила чай с малиновым вареньем. Слёзы на её щеках давно высохли – да и у кого угодно высохли бы, потому что одеяла были мягкими, кресло убаюкивающе скрипело, чай был вкусный и с какими-то садовыми травками, а варенье вообще, наверное, могло вернуть веру в человечество даже самому отчаявшемуся человеку. Одним словом, варенье было просто волшебное.
У Настиных ног дремали 2 таксы, Ося и Яся. Как их зовут, выяснила Лия, которая уже оповестила родственников заболевшего дедушки, оказавшегося Николаем Сергеевичем, о том, что с ним случилось и в какую больницу его забрали; проверила, есть ли в больнице нужное лекарство, и когда выяснилось, что нет, сгоняла некоего Яна (возможно, кудрявого парня из трамвая? Не может быть, мир не настолько тесен) за ним в аптеку. В довершение всего она позвонила Настиным родителям, с которыми поговорила как старая знакомая, объяснила им, что случилось, и пообещала, что к утру Настя будет дома. Теперь Лия сидела на подоконнике, рядом с большой керосиновой лампой, и смотрела куда-то туда, где за стеклом и дождём кто-то нуждался в свете этой лампы. На плече у Лии молча сидел пафосный чёрный ворон, одинаково грозно глядевший и на Настю, и на такс, и на чашку с чаем.
- А откуда вы знаете мою маму? – поинтересовалась Настя из глубин пледа.
- Твоя мама ведь работает в милиции. Мы с ними очень много вместе работаем; довольно часто люди приходят сюда, от кого-то спасаясь, или когда они стали свидетелями чего-то страшного. Поэтому про нас хорошо знают и в «Скорой помощи», и в милиции.
- Про нас? – насторожилась Настя.
- Про меня, - развела руками Лия. – Мы вдвоём с Вороном тут живём, но он не очень разговорчивый и очень вредный, как и положено волшебному ворону.
- А он волшебный?
- На самом деле – не очень, - призналась Лия. У неё были очень милые ямочки на щеках, когда она улыбалась. «Интересно, сколько ей лет, - думала Настя. – И сколько было, когда она стала хранителем дома?»
- А вы всегда одна?
- Ко мне приходят люди, Настя. Вот, например, ты. Так что, конечно, нет.
- А к вам можно просто прийти в гости? У вас есть друзья? – спросила Настя, подумав. Лия как будто не заметила её вопроса, глядя куда-то в стену, увешанную фотографиями. На одной из них Настя узнала Раду Аркадьевну из трамвая; Рада Аркадьевна вместе с какими-то другими людьми стояла на крыльце здания с вывеской «Пермский ГидроМетЦентр». «Заслуженные члены профсоюза предсказателей» - гласила подпись в углу.
На другой были изображены трое подростков – высокий худой мальчик в очках, с неровно остриженными тёмными волосами; полная весёлая девочка со стрижкой каре в чёрном берете и… третьей, очевидно, была Лия, не очень сильно изменившаяся со времён своей юности. Только на этой фотографии она вся светилась от счастья, не в пример сегодняшнему дню. Значит, всё-таки у неё есть друзья – или, по крайней мере, когда-то были.
С третьей фотографии на Настю смотрела молодая Берта Исааковна, которая, казалось, сейчас прямо с этой фотографии куда-то унесётся в потоке своей неиссякаемой энергии. Интересно, как у неё на всё и на всех всегда хватало сил? Можно подумать, что у неё была машина времени…
Часы пробили два раза. Таксы сладко потянулись.
- Лия, а Берта Исааковна волшебница? А Кондуктор, а Ян, а Рада Аркадьевна?
Лия повернулась к Насте. В свете лампы на окне тени на её лице обозначились чётче, и оно стало выглядеть почти как нарисованное. Да и вся Лия, в чёрном платье, с вороном на плече, с длинными пальцами и острыми коленями казалась как будто ненастоящей, книжной иллюстрацией на странице, которую вот-вот перевернут. И надо успеть спросить, пока страницу не перевернули.
- Конечно. Волшебников вообще гораздо больше, чем ты думаешь.
- Смотря что понимать под словом «волшебник»!
- А это как раз неважно, - улыбнулась Лия.
Сил спорить не было. Уже засыпая, Настя подумала, что хотела спросить её о чём-то ещё, но это тоже было уже неважно. Настины сны пахли липовым цветом и малиновым вареньем.
***
Открыла глаза Настя уже дома, в своей постели. Она смутно припоминала, как кто-то брал её на руки и куда-то нёс, запах папиных сигарет, смешивающийся с медицинским запахом и тонким ароматом малинового варенья, но как именно она попала домой, не знала. Ну и ладно. Это, в конце концов, не самое необычное событие за последнюю неделю.
Дождь монотонно и настойчиво барабанил по карнизу. Настя вылезла из-под одеяла и, дрожа от холода, побежала одеваться. Наскоро позавтракав и намотав на себя всё тёплое, что у неё было, девочка выбежала из дома.
Её ведь ждут там люди без зонтов на серой неуютной остановке трамваев.
…Остановка напоминала цветочную клумбу. Вокруг маленького островка под крышей тут и там расцвели разноцветные зонтики – синие, жёлтые, малиновые, розовые. Под каждым из них стояло по несколько человек.
- А ты что здесь делаешь? Иди-ка домой, а то разболеешься, - окликнул Настю из-под розового зонтика кудрявый зеленоглазый Ян. Он явно знал обо всём, что случилось вчера вечером и сегодня ночью. Вместе с ним под зонтом стояли женщина с пятью авоськами, которой надо было ехать до медицинской академии, и рыжий врач скорой помощи, похожий на кота.
- Слышишь, дорогая, тебе не сказали, что у тебя сегодня выходной? - очень проникновенно сообщила ей Рада Аркадьевна из-под голубого зонтика в горошек. – Знаешь такое слово? Вот и молодец. Умная девка!
- Варенье не забудь, - протянулась к Насте из-под клетчатого зонта знакомая рука в таком же клетчатом дождевике. Девочка подняла глаза: птиценосый парень стоял на остановке сразу с двумя зонтами, прикрывая от дождя как минимум группу детского сада.
- И это. У тебя есть телефон? - изрёк из-под красного зонта, который держал над мамой с двумя детьми, такой же помидорчато-красный мальчик в футболке с надписью НАТЕ! – А то я не очень понял, где смотреть на грифонов, но, в общем, сходил бы с тобой на них посмотреть. Если ты не против.
…Подъехал, дребезжа, краснощёкий свежеумытый трамвай, и Настя, отсчитывая самому обычному на первый взгляд кондуктору 16 рублей за проезд, подумала о том, что Лия, кажется, всё-таки была права – даже если все эти люди вышли на остановку с зонтиками не без её участия.
Особенно если это было так.
...Знаешь, что случается с трамваями после смерти? Они отправляются на свалку. Но некоторые трамваи, которые были благородными и преданными, после смерти попадают в рай. Там не надо больше ездить по рельсам, они бегают, где хотят.
К. Малинина «Общественное место»
А первый котёнок был зелёного цвета,
Как трава в апреле у калитки.
Недобро косился, пропадал до рассвета,
Иногда умел играть на скрипке.
И. Белый «Бабушка Эттл»
К. Малинина «Общественное место»
А первый котёнок был зелёного цвета,
Как трава в апреле у калитки.
Недобро косился, пропадал до рассвета,
Иногда умел играть на скрипке.
И. Белый «Бабушка Эттл»
Дождь как зарядил неделю назад, так и не думал кончаться. Небо в рваных кусках ваты, из-за которых изредка щурилось красным больным глазом солнце; нахохлившиеся мокрые кусты, которые норовили чихнуть на всякого проходившего мимо остановки; дребезжащие от холода простуженные трамваи на кольце… Зато каникулы.
Вообще-то Настя любила дождь: любила, как заползают за воротник погреться холодные капли, как ветер треплет по щеке – немного отстранённый, как и положено мифологическому созданию, как расходятся неповторимыми узорами круги по воде, и город получает возможность посмотреть в глаза и в окна своему двойнику, который проступает в лужах во время дождя и исчезает после со всеми своими тайнами. Как выползают из подъездов кошки, лежат на крыльце и светят глазами друг другу через расстояния бесконечных дворов; как пахнет под дождём сирень и мокрая штукатурка старых домов на Парковом. Как каждый дождь выбивает на барабане зонтика свою мелодию, не похожую на все дожди, что шли когда-то и будут ещё идти над городом.
Только люди в дождь вели себя как-то скверно. Они толклись на остановке, ощетинившиеся автоматическими зонтиками и поднятыми воротниками. Со стеклянной крыши тяжело падали капли, в которых отражалось серое небо и тусклая зелень кустов за остановкой, и люди не влезали под крышу, змеились, ёжились, собачились, крысились и ссорились.
- Идите под зонтик, вы же промокнете, - предложила Настя мрачному пожилому мужчине, который показательно и громко вышел из-под стеклянного козырька, потому что под ним кто-то курит, а ну это же свинство курить на остановке и вообще эта молодёжь, ни стыда, ни совести.
Не меняя выражения лица, пожилой мужчина встал под Настин зонтик и, торжествующе глядя на оставшихся под общей крышей, закурил.
Подъехал краснощёкий трамвай, и вся остановка устремилась в его звенящие в такт дождю двери. Табличка «Трамвай следует в депо» почему-то никого не останавливала. Дождь ускорился тоже – хотя сесть без билета, понятное дело, не смог. Настя стояла на остановке и, раскрыв и зонт, и рот, смотрела, как, войдя в трамвай, промокшие пассажиры начинают вдруг улыбаться там, в трамвайном тепле – как будто дом уже стал ближе, хотя никто никуда ещё не едет.
- Заходи давай, сейчас поедем, - из окна высунулся кондуктор, молодой парень в каких-то смешных, как будто не по возрасту ему старых очках. – Или ты тут просто так стоишь с зонтиком, для заблудших душ?
Настя улыбнулась ему во все свои кривые зубы и подумала, что, кажется, определилась с планами на летние каникулы. И только потом, глядя вслед уползающей красной гусенице, подумала, что ведь по пути в депо краснощёкий трамвай мог, наверное, проезжать и её остановку, и надо было спросить.
***
В кустах за трамвайной остановкой раньше жило целое семейство гномов; по вечерам, когда людей на остановке уже не было, они обычно выходили посмотреть на трамваи, подсаживали друг друга, чтобы забраться на стеклянную скамеечку, и ходили по ней, прозрачной, как будто по небу. Теперь никаких гномов не было. Настя отдавала себе отчёт в том, что фантазиям свойственно таять со временем (и с возрастом фантазирующего), но от этого утраченные гномы не становились менее реальными, и скучала она по ним не меньше.
Точно так же скучала она по невидимым кошкам, жившим когда-то в конце улицы в кустах у заброшенного дома; по бабушке с винтовкой Мосина, которая жила на последнем этаже в соседнем доме и выходила погулять, маскируя винтовку под зонтик, а на самом деле следила за тем, чтобы в граффити на гаражах кто-нибудь орфографических ошибок не наделал; по мальчику, жившему на крыше и занимавшемуся главным образом игрой на флейте в ветреные ночи и кражами левых носков с бельевых верёвок на балконах. Как иначе объяснить тот факт, что они всё время куда-то деваются? Разумеется, никак.
В Настином мире всему находилось очень логичное объяснение, не устаревавшее даже когда взрослые предлагали свою версию событий. Да, может быть, краска на Доме Офицеров под крышей и правда течёт из-за проблем с водосточными трубами, но это не противоречит тому, что дому грустно расставаться с улетающими на зиму птицами, и он плачет. Может быть, «зебры» на переходах просто стираются под колёсами машин, а не линяют на зиму, чтобы не сливаться с белым снегом – но как тогда объяснить время этого стирания?
Взрослые не особенно интересовались такими совпадениями. Мама, дежурный милиционер, папа, дежурный врач, и бабушка, которая большую часть жизни дежурила на садовом участке, среди медленно желтеющих тыкв и огурцов, которым даже в парнике почему-то холодно до мурашек, всю жизнь главным образом интересовались тем, поела ли Настя, сделаны ли у неё уроки и где она опять ободрала коленки.
Где-где. Лазали с Пашкой по гаражам. Ведь если рассказать правду о том, что Настя с Пашка на этих гаражах гоняли грифонов, чтобы те не увязли в гудроне, никто не поверит. А главное доказательство, грифонье перо, забрал Пашка, чтобы завтра посмотреть под микроскопом (у него есть!)
Насте в этом феврале исполнилось 13, и никаких грифонов на гаражах она не встречала уже несколько лет, да и всё равно в них так никто никогда и не поверил. Ну, почти никто.
Единственной, кто всегда выслушивал Настину версию событий и принимал её со всей строгостью, была её бывшая учительница в музыкалке, Берта Исааковна. Она так и писала в дневнике: «Опоздала на урок на 10 минут: расшифровывала тайные письмена на строительном заборе на ул. Газеты «Звезда». Домашнее задание: этюд – следить за ритмом, не торопясь играть после репризы; «Мазурку» наизусть; по поводу забора на ул. Газеты «Звезда» можно проконсультироваться в книге И. Фридриха «История письма» (М., 1979).» или «Пропустила урок. Говорит, что кормила невидимых кошек в деревьях за остановкой «ул. Ивановская» и несколько заигралась с ними. Оценка за урок, следовательно, неудовлетворительная. Домашнее задание: все акценты играть так, как написано композитором Венявским, а не некой невидимой лапой (не хочу обидеть никого из котят, но, кажется, в скрипичной музыке они совершенно ничего не понимают!)»
К богатому внешнему миру, окружавшему Настю, Берта Исааковна относилась с той же ироничной, но беспощадной серьёзностью, как и к невыполненным домашним заданиям, плохо сданным тех.зачётам и прочим неизбежным для ребёнка, которого родители загнали в музыкальную школу, вещам. Сперва Настя считала, что учительница её ненавидит и хочет от неё избавиться, но во втором классе, когда после очередного домашнего концерта для рёва с завываниями в трёх частях мама сдалась и отправилась было отчислять Настю из музыкалки, Берта Исааковна внезапно явилась поздним вечером прямо к ним домой.
Был дождь, а она забыла зонтик. Берта Исааковна стояла в дверном проёме – в строгом костюме, с которого ручьём (хотелось сказать – водопадом) торжественно стекала вода, и забавной старомодной шляпе с вуалью, и в этой вуали, как в паутине, запутались капельки воды.
…Зайдя в Настину комнату, Берта Исааковна молча достала из футляра Настину скрипку и начала играть. Настя, сперва от страха вжимавшаяся в стул, ко второй пьесе, наконец, смогла вдохнуть, а к шестой не заметила, как сама заплакала – но, кажется, уже не от ненависти к музыкальной школе.
Берта Исааковна играла, наверное, часа три. За это время соседи сверху навсегда разлюбили Михаила Круга; Настина мама, прижавшаяся ухом к двери, вновь пережила в своей голове свою первую любовь, а все Настины игрушки прониклись любовью к скрипичной музыке – особенно плюшевый медведь с клетчатым ухом, видимо, благодаря наличию этого уха обладавший музыкальным слухом, и кукла-чайница, которая в былые времена явно согревала чайники в каких-то музыкальных салонах и теперь почти всплакнула от ностальгии.
Потом Берта Исааковна бережно положила Настину скрипку обратно в футляр, наконец, посмотрела на саму Настю и совершенно неожиданно улыбнулась.
- Это наша с тобой программа до седьмого класса. Тебе нравится?
- Да!.. А вот это вот, седьмое по счёту, что было?
- Узнаешь в 5 классе, в первой четверти, - снова улыбнулась Берта Исааковна. – На завтра, так и быть, задания я не дам тебе. Можешь идти рассказывать своим невидимым зверям о важности оттенков в музыке, но на урок не опаздывай, пожалуйста. И не уходи больше от нас.
…Берта Исааковна умерла во второй четверти Настиного пятого класса. С новой учительницей Настя сразу не поладила – её не то что тайные письмена на заборе или грифоны на гаражах, её и оттенки в музыке не очень-то интересовали. Однако, когда Настя уже собиралась второй раз отчислиться из музыкалки, к ней снова неожиданно явилась ночная гостья.
Гостью звали Ася, она была такая же рыжая, как Берта Исааковна, и у неё были такие же глаза и нос – правда, распухшие от слёз. Ася вручила Насте увесистую папку с нотами, размером почти с саму Настю, и протяжно всхлипнула.
- Это бабушка просила передать. Тут твоя оставшаяся программа до седьмого класса и ещё ноты, которые она отобрала для тебя.
Настя кивнула одними ресницами. Слёзы висели на их кончиках как капли дождя на ёлке, под которой жили Настины невидимые котята.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что, в промежутках между ловлей грифонов на гаражах и наблюдением за невидимыми формами жизни, Настя продолжала играть на скрипке, а соседи сверху и кукла-чайница тайно, но с большой любовью её слушали. Что стало с плюшевым медведем с клетчатым ухом, Настя не знала: когда ей было 8, она подарила медведя на Новый Год Берте Исааковне. Всё-таки раз у него музыкальный слух, лучше жить у настоящего скрипача – и Берта Исааковна с этими доводами согласилась с обычной для неё серьёзностью.
Но летом в музыкальной школе тоже были каникулы. Поэтому следующим утром Настя вышла из дому, держа в руке не смычок, а зонтик.
***
Дождь и не думал кончаться – но вздумай он кончиться сегодня, Настя бы, пожалуй, расстроилась, потому что шагала по лужам с самым большим из найденных в доме зонтов вовсе не просто так. Она твёрдо намеревалась принести обществу пользу.
Что ещё делать, когда невидимые котята уже не подстерегают тебя в кустах, гномы с остановки навсегда уехали куда-то в свою гномью страну, Пашка с родителями ¬¬¬-- в Москву, а остальным приятелям и приятельницам стало куда интереснее играть в компьютерные игры или обсуждать противоположный пол, чем лазить по гаражам и деревьям? Поэтому Настя шлёпала желтыми резиновыми сапогами по глубоким лужам и представляла, что лужи от соприкосновения с сапогами становятся жёлтыми насовсем, а не на мгновение.
Вот и остановка – как всегда, полна народу, не вмещающегося под козырёк. Настя встала чуть в стороне и раскрыла папин огромный зонт. Это был, конечно, зонт с историей, но Настя её не знала – вроде бы достался он папе ещё от его папы, а где его взял дедушка, вообще неизвестно. Надо бы разузнать… Ну, или придумать, если не получится разузнать.
- Вставайте кто-нибудь ко мне, места хватит, - предложила Настя нахохлившейся остановке. Остановка воззрилась на неё с единодушным недоумением.
Впрочем, несколько усилившийся дождь послужил гораздо лучшей рекламой Настиного начинания, чем любые слова, и очень скоро девочка стояла в плотном кольце незнакомых ей и друг другу людей, напряжённо вглядывавшихся в размытую даль в надежде на трамвай. Сначала люди стояли молча, но потом, очевидно смущённые неожиданной территориальной близостью, начали тихонько переговариваться.
- А я до ЦУМа тут доеду? – интересовался молодой парень с почти птичьим длинным носом у пожилой женщины с тремя авоськами, которые она всё пыталась тоже разместить под зонтом.
- А давно восьмого трамвая не было? – вопрошала птиценосого парня девушка, прятавшая под плащом кота, крайне недовольного окружающей атмосферной влажностью и окружающей атмосферой в целом.
- Да когда же эта погода кончится-то? – женщина с авоськами вопрошала, очевидно, окружающий мир в целом.
Мальчик в кепке и футболке с надписью НАТЕ! не то ненавидел окружающий мир, не то молча цитировал Маяковского.
Дождь был. Трамвая не было.
Но когда он через 15 минут подошёл, то вся компания из-под зонтика направилась к дверям уже совместно.
- Его зовут Станиславский, - объясняла девушка мальчику, который сосредоточенно чесал кота, укрыв его от дождя кепкой. – Это потому, что он никому не верит. У него была тяжёлая жизнь.
- На лечфак сдавать биологию, но там нетрудно, - кивала женщина птиценосому парню, который нёс в трамвай его авоськи. – Если вы придёте к нам на кафедру, мы вам программу дадим, и вы спокойно подготовитесь. А что ЕГЭ – ну подумаешь. Надо просто пережить, тем более что вы же училище закончили.
Настя смотрела им вслед и гадала, кто же соберётся под зонтиком в следующий раз и сколько времени уйдёт на знакомство у них.
...День прошёл неожиданно быстро. Люди менялись под зонтом то быстро, то медленно; вечером пошли обратно уже знакомые утренние, кто-то даже принёс Насте булочку с корицей в благодарность за помощь – булочка была очень кстати, потому что перерыв на обед Настя сделать забыла.
К тому моменту, когда к остановке, звеня, резво подкатил очевидно последний трамвай с надписью «следует в депо», на остановке осталось четыре человека – двое из них уже побывали под Настиным зонтом сегодня утром, поэтому встретились как старые знакомые и уже обсуждали, какой футбольный комментатор лучше.
- А до Разгуляя идёте? – поинтересовались они хором у кондуктора. Вчерашний парень в старомодных очках кивнул.
- Молодой человек, а на Висим? – робко спросил очень грустный дедушка с двумя таксами, которые стояли в луже почти по уши, и их поэтому было очень жалко.
- И на Висим, конечно, - заверил его кондуктор.
- Тогда, может, и на Тимирязева? – ухмыльнулась Настя, стряхивая с зонта капли воды.
- Идём. Залезай, - парень сделал приглашающий жест рукой. Выгоревшие на солнце за май Настины брови поползли вверх: остановка «улица Тимирязева» была не только не по маршруту, но и вообще в другой стороне.
Впрочем, стрелка на часах уже ползла к часу ночи, и, хотя родители, конечно, оба наверняка на дежурстве, должны же они когда-нибудь вернуться. Настя сложила зонт, забралась в трамвай и только устроившись очень уютно на самом заднем сидении и наблюдая, как смазывается картинка в заоконном мокром калейдоскопе, поняла, что у неё нет денег на проезд.
- Ты же собиралась на Тимирязева ехать, - подозрительно спросил кондуктор, когда на следующей остановке Настя поднялась и пошла к выходу.
- У меня денег нет, извините, - вздохнула Настя. – Но это ничего. Я пешком.
- За проезд оплата не деньгами, - махнул рукой кондуктор. – А историями. Но правдивыми.
- Историями про что?
Как вы понимаете, после многолетнего взаимодействия с невидимыми зверями и прочими грифонами такие мелочи, как оплата проезда в городском наземном транспорте чем-то столь эфемерным, не могли удивить Настю.
- Разными, - пожал плечами кондуктор. – Сегодня у нас будет день историй про… про волшебные места. Только, чур, правдивые.
Правдивые? Конечно, она сейчас что-нибудь расскажет, и все начнут опять смеяться. Впрочем, от того, что Настя выросла, её детские истории не стали менее реальными. И менее жизнеутверждающими, между прочим. Но волшебные места… Это и правда трудная задача.
- На самом деле почти любое место – волшебное, - начала Настя, прокашлявшись. – Просто надо присмотреться, чтобы понять, чем именно. Например, на гаражах на улице Тимирязева, за старым спортзалом, раньше жили грифоны. Никто не знает, откуда они появились там, просто в один прекрасный день прилетели и всё. А потом также внезапно улетели, только перья их влипли в гудрон – не маховые, конечно, а так, покровные. Но их и сейчас можно там найти. Или вот на улице Сибирская, на крыше дома № 1 живёт мальчик, который в ветреные ночи играет на флейте, я сама слышала. А просто зайдёшь во двор – так кажется, что он обычный.
Было тихо – Настя с удивлением поняла, что в трамвае-то полно народу, и люди вокруг, кажется, слушают её. Какая-то светловолосая девушка с короткой стрижкой рисовала на запотевшем окне грифона (довольно похоже); пожилой дедушка в большой шляпе, с таксами и с тросточкой улыбался и грустно, но очень понимающе кивал головой. Кондуктор поправил свои старомодные очки и выжидающе смотрел на Настю – и ей вдруг захотелось поделиться с этим вечерним усталым трамваем историей про по-настоящему волшебное место. Без дураков и детских фантазий.
- …Но эти места как были, так и остались в городе – можно сказать, что мальчиков с флейтами или грифонов не бывает, и я вырасту, а эти дворы и гаражи так и станут стоять, если только их не снесут или не перестроят. А было одно место, которое было и пропало. И никак его больше не найти.
- Это что за место такое? – поинтересовался с задней площадки рыжий мужчина в костюме врача скорой помощи. У него были усталые, какие-то тоже рыжие глаза, и вообще он весь был как-то похож на взъерошенного кота, и после третьего часа беготни готового храбро броситься на бумажку или крышечку.
- Когда я была маленькая… - Настя вздохнула. Она уже, честно говоря, пожалела о том, что начала об этом говорить: всё по-настоящему важное, будучи высказанным, почему-то начинает выглядеть глупым и незначительным, как сдувшийся воздушный шарик. – Так вот, однажды мы с мамой ходили гулять, и я случайно зашла во двор, в котором были качели. Синие качели на верёвочках. Они так музыкально скрипели… Я не знаю, что в них такого было, но когда на них качаешься, то кажется, что можно потрогать небо, и радугу, и… ну. И кажется, что все твои фантазии на самом деле правда. И тогда становится… не страшно взрослеть, что ли. В общем, я всю жизнь потом хотела найти это место и не нашла. Я в мельчайших подробностях помню дорогу туда, но её нигде нет. Вы, наверное, не понимаете…
- Напротив, очень хорошо понимаем, девушка! – стукнул тросточкой об пол дедушка в шляпе. – И там, знаете, там ведь ещё такие кусты шиповника были рядом с качелями, вроде бы, знаете, небольшие такие, а зайдёшь в них – кажется, что это лабиринт бесконечный. Я в них тогда мяч положил, чтобы вернуться и забрать, но, знаете, 70 лет прошло…
- Мяч, - оживилась девушка с короткой стрижкой. – А не такой футбольный мяч, только у него несколько заплаток было из рыжей кожи?
- Именно, именно! – обрадовался дедушка. – Это из папиной куртки заплатки мы сделали. А что, скажите, неужели в ваше время он всё ещё был там?
- Был, конечно был, я училась им забивать пенальти! Такой прекрасный мяч!
- Да, мяч что надо, спасибо вам за него! Я тоже там с ним поиграл, своего-то не было…
- Там ещё такие бесконечные классики, если завернуть за кусты шиповника!.. Ещё там на турниках сушились ковры с такими странными рисунками, что кажется, можно было в эти рисунки войти и не выйти…
- Скажите, а мяч-то на месте? Я бы хотел, чтобы мой сын тоже его нашёл когда-нибудь…
Трамвай оживился. Все наперебой обсуждали дорогу к синим качелям на верёвочках. Кто-то смеялся, у кого-то в глазах блестели слёзы. Получалось, что все люди в трамвае бывали в этом месте. Единожды. И все искали потом этот двор, так и оставшийся с каждым на всю жизнь – до конца не уверенные, как и Настя, что это место им не приснилось, и туда правда можно найти дорогу. Но так же не может быть? Ultima Thule, сказала бы Настя, если бы знала, что это такое. Но она не знала, и потому только вопросительно смотрела на кондуктора в старомодных очках.
- Это что получается – они все… все там были?
- Остановка «улица Тимирязева», - объявил вместо ответа кондуктор. – Следующая остановка «Дом Одного Окна». Уважаемые пассажиры, следующая остановка только для посадки, высадка пассажиров производиться не будет.
Этого, конечно, быть не могло – старый трамвай не мог не в ту сторону, да ещё и за 5 минут проехать полгорода. Но двери звонко разъехались, и за размазанной акварелью отражавшихся в мокром стекле огней Настиному взору предстал умытый дождём Дом Офицеров (сквозь свежую краску на его стенах уже проступали бегущие из-под крыши ржавые подтёки, похожие на слёзы по не вернувшимся с прошлого года птицам) и её собственный родной дом – рыжий, большеглазый, со старой рябиной под окном. В окне на кухне горела жёлтая лампочка: значит, родители дома. Надо спешить.
***
- О, а вот и ты, - поприветствовал Настю знакомый голос. Голос исходил из огромного синего в клеточку дождевика, из которого торчал только вполне птичий нос, по которому Настя без труда узнала вчерашнего абитуриента медицинской академии. – Я на всякий случай принёс тебе малиновое варенье: всё-таки под дождём стоять не очень полезно.
Из глубин дождевика на свет появилась тонкая рука, и правда сжимавшая майонезную банку, на которой что-то было очень неразборчиво написано.
- Малиновое – моё любимое! И, судя по почерку, у вас есть много шансов стать врачом, - улыбнулась Настя. Птичий нос явственно покраснел.
…Дождь явно был с Настей в сговоре на эти каникулы – потому что, проснувшись утром, шлёпая босыми ногами по холодному полу и по пути к окну пытаясь разделить в голове сон и явь, Настя больше всего боялась, что за окном будет сухо и солнечно. И, значит, повода сделать мир сегодня лучше не будет… а точнее – повода ещё раз прокатиться на таинственном трамвае, где за вход платят историями.
Как ни удивительно, люди на остановке не просто были одни и те же – многие третий день подряд приходили на остановку под проливным дождём без зонтов и смотрели на небо с бескрайним удивлением. Зато все узнавали Настю, приветствовали и норовили покормить. Доедая очередную булочку (на этот раз с абрикосовым вареньем) Настя думала, что быть спасителем человечества, пусть даже всего лишь от дождя, довольно неплохо.
За этот день она также узнала очень много нового – например, что в википедии есть статья про аэропорт Бахаревка на персидском языке, что в Мотовилихе была улица под названием «Потерянная», но теперь она почти совсем куда-то потерялась, что прототипы «Трёх сестёр» Чехова жили в этом городе в том доме, где сейчас медицинское училище, а ещё что если собака весь день сонная или ест траву, то это, несомненно, к дождю.
Настя не была уверена в том, что это полезная информация, но стоять с зонтиком и спасать людей от дождя всё ещё было интереснее, чем учить очередной бесполезный (с её точки зрения) этюд от новой учительницы в музыкальной школе, а по программе Берты Исааковны они не занимались.
Но вообще, если быть совсем честными (а мы, как и всегда, будем), то с самого утра Настя ждала только одного – самого последнего трамвая, который следует в депо какими-то одному ему ведомыми маршрутами. И больше всего боялась, что дождь закончится раньше, чем движение трамваев – потому что мысль о том, что трамвай может не прийти, конечно, даже не могла прийти Насте в голову.
И он действительно не мог не прийти. На этот раз Настя запрыгнула на подножку самой первой и с плохо скрываемой радостью побежала к кондуктору.
- До Тимирязева? – спросил юноша, задорно глядя на Настю сквозь старые очки – как если бы у героя чёрно-белого фильма внезапно оказались голубые глаза и он вдруг начал бы ими вопреки законам жанра подмигивать.
- Не знаю, - честно ответила Настя. – А куда вы после Тимирязева? А то вчера я вышла на самом интересном месте.
- Ну, значит, сегодня поедем подольше, - буднично ответил кондуктор. – Почему бы не порадовать хорошего человека. Тем более что после твоей вчерашней истории количество плохих снов в городе снизилось на 15%.
- Это как? – не поняла Настя.
- Ты напомнила многим о том, что у них было детство, - ответил за кондуктора кудрявый длинноволосый парень, сидевший рядом с ним. У кудрявого парня были весёлые зелёные глаза и грустные тёмные круги под ними. – Многие из них поделились тёплыми воспоминаниями с близкими, с друзьями, и все они увидели сны про это – а не про то, например, что у них кредит не выплачен или, например, зарплату опять задержали. А те – со своими друзьями. Вот тебе 10 процентов. А ещё, когда ты помнишь, что сам был ребёнком и играл в саду Дома Одного Окна, то ты и к чужому детству относишься с большим пониманием. И не поставишь, например, сына перед сном в угол. Вот тебе ещё 5 процентов.
- Во дворе чего? – Настя интуитивно ухватилась за ключевое слово. – И если это место с качелями, то как туда снова попасть?
- Дома Одного Окна – это городская легенда, которую все знают, но никто никому не рассказывает, - кондуктор почесал переносицу и снял очки. Выглядело это в точности как если бы он вынырнул из чёрно-белого в цветное кино. Но Настю такие мелочи уже не очень интересовали.
- То есть если я выйду на остановке «Дом Одного Окна», я снова туда попаду?!
- На этой остановке нельзя выйти, - кудрявый зеленоглазый парень как-то грустно покачал головой. – Ты не попадёшь в Дом Одного Окна до того дня, когда это будет нужно, и я надеюсь, что этот день наступит ещё не скоро. Но ход твоей мысли мне нравится.
Трамвай остановился, вздрогнул и открыл двери. Запахло дождём и липовым цветом; с остановки доносилась музыка – кто-то хрипло жаловался из динамиков на то, что с ним сделали химия и жизнь. По ступенькам поднялись двое - высокий худой мужчина непонятного возраста с длинными совершенно серебряными седыми волосами и пожилая невысокая цыганка с роскошной косой, которая если и знала, что такое седина, то разве что в теории и через третьи руки.
- Остановка «Сад Свердлова», - объявил кондуктор. – Трамвай следует в депо со всеми остановками. Оплата проезда сегодня…
- Городскими легендами, которые все знают, но никто никому не рассказывает! – выкрикнула Настя, пока он не успел договорить. Наступила тишина. Зеленоглазый парень улыбнулся до ушей – казалось, что он сейчас улыбнётся ещё шире, как чеширский кот. Кондуктор пожал плечами, снова надел очки и спокойно повторил, повернувшись к вошедшим:
- Оплата проезда сегодня городскими легендами, которые все знают, но никто никому не рассказывает. Передавайте за проезд, пожалуйста.
Вошедшие выглядели так, как будто дождь на улице их совершенно не касался. В прямом смысле: может быть, конечно, они стояли под козырьком остановки, но их явно не коснулась ни одна капелька воды. Даже самая маленькая.
Они сели через проход от кондуктора и кудрявого зеленоглазого парня, пожав им руки как старым знакомым.
- Здравствуйте, Игорь Иваныч. Вы куда путь держите? – поприветствовал седого кудрявый.
- Привет, Ян. Сколько лет, сколько зим. Да вот, решил навестить Пенелопу и учёного кота погулять сводить. Завтра будет опять концерт, будет не до того. Ты, кстати, придёшь?
- Я не знаю, дел много. Как с Асиными управлюсь, сразу надо за свои, так весь день и проходит, - Ян вздохнул и убрал за уши свесившиеся на лицо волосы. Настя с удивлением заметила, как много в них седины, и ей стало его немножко жалко.
- Если тебе чем-то надо помочь, Ян, ты же знаешь, я готов. А вы, Рада Аркадьевна, придёте?
- Приду: раз пропустишь, а потом тебе Берта всю неделю сниться будет, чего доброго! Заболтаешься с ней - так и работу проспать недолго.
- Ой да не правда, - Ян раздражённо махнул рукой. – Она никогда так не делает. Берта Исааковна очень скромная и вообще не любит людям сниться, её постоянно приходится упрашивать. Она всё время боится кого-нибудь расстроить.
- Шучу я, шучу. Просто соскучилась по ней очень, - вздохнула пожилая цыганка.
Настя сидела, вжавшись в жёсткое сидение, и старательно делала вид, что смотрит в окно, за которым величаво проплывали Мотовилихинские заводы, мимо которых обычные трамваи, кажется, не ходили уже лет 10 – но на самом деле, конечно же, ловила каждое слово этих странных людей, не намокающих под дождём. Что за концерт? И может ли быть в этом городе два музыканта, которых зовут Берта Исааковна? Ведь нет же. Конечно, не может. Значит…
- Всё это прекрасно, но, во-первых, до какой остановки вы едете и, во-вторых, у вас не оплачен проезд, - тактично напомнил Кондуктор (поскольку он так и не представился, Настя решила просто мысленно добавить этому слову капитализацию). Рада Аркадьевна закатила глаза. Игорь Иванович повернулся к Кондуктору.
- Мне – до улицы Революции. За проезд… чем там? Городскими легендами, которые все знают, но никто никому не рассказывает? Хорошо, чего же далеко ходить. Вот, например, на Сибирской есть памятник Пушкину – про который вы все, конечно, всё знаете; даже то, что его когда-то потеряли и почти по сказочной случайности нашли спустя 10 лет на помойке возле завода. Это, конечно, очень оптимистичный факт – если в нашем городе можно найти потерянный памятник, значит, возможно, и другие потерянные вещи неожиданным образом отыщутся. А рядом с памятником есть бронзовые решетки-барельефы с героями сказок Пушкина. Они, конечно, не такие легендарные, но очень полезные: о русалочий хвост можно открыть банку пива, а на бороду карлику – опереться, когда завязываешь шнурки. Сказочная польза, в общем. Но есть у них ещё одна особенность. Бронза, конечно, не самый теплопроводный сплав в мире, но даже она может отозваться на человеческое тепло довольно быстро. Поэтому фигуры на барельефах легко оживают. Русалка, например, даже когда-то закончила соседний педагогический университет по специальности «Психология развития» и не прочь кому-нибудь оказать консультацию по воспитанию детей и особенно – по вопросам закаливания. Но я бы не советовал вступать с ней в научные споры: возражений она не любит, а собственные её концепции всё же достаточно сырые и в них много воды. Зато Учёный Кот – в высшей степени приятный и образованный собеседник; кстати, очень любит молоко (взрослые кошки плохо переносят лактозу, если только они не бронзовые) и долгие прогулки на берег Камы, когда никто не видит. Правда, со временем у Кота ухудшилось зрение (годы берут своё, особенно когда много читаешь), и теперь мне или другим его друзьям приходится его сопровождать. С другими персонажами я общался меньше, но у них тоже, без сомнения, очень интересная внутренняя жизнь, и в городе есть много людей, которые могут о них рассказать – но почему-то никогда этого не делают, иначе и моя история не подходила бы под сегодняшние критерии зачёта. Достаточно?
- Вполне, - Кондуктор поправил очки, улыбнулся совершенно завороженной Насте и щёлкнул кнопкой диктофона. – Следующий. Рада Аркадьевна, а вам до куда?
- А? Что? До «Рабочего посёлка», - Рада Аркадьевна, кажется, задремала и даже начала немного похрапывать: было очевидно, что уж ей-то эта городская легенда точно была известна и она совершенно не понимала, зачем кому-то нужно её рассказывать. – Что ты говорил там про проезд? Байки, которые все и так знают? Студент, ведь скучно же, да и у тебя они все есть ещё со времён, когда ты с Аидой Хароновной ездил и песни в переходах пел.
- Ну, может, новую найду – философски отозвался Кондуктор и кивнул на Настю. – Да и молодое поколение жаждет историй. Так что расскажите им что-нибудь.
- Это тебе, что ли, баек не хватает? – грозно спросила Рада Аркадьевна, смерив Настю оценивающим взглядом. – Так бы и сказали: нужны истории, от которых и ребёнок со скуки уснёт. Ну давай, выбирай, что тебе рассказать перед сном.
Настя растерялась. Всё было слишком интересно. Кто такая Аида Хароновна? Чему учился Кондуктор, если он студент? В конце концов, как сделать так, чтобы тебе приснилась Берта Исааковна – и почему этот кудрявый Ян так хорошо разбирается в том, что и кому снится? Вопросов было слишком много, и хотелось задать их все одновременно – потому что Настя к своим 13 точно знала, что невидимые котята исчезают из кустов, грифоны улетают, и завтра эти люди уже, скорее всего, не поедут в трамвае, и, значит, унесут свои тайны с собой. Но ладно. Нужно быть последовательной.
- Расскажите про Дом Одного Окна, - выпалила Настя и на всякий случай опять вжалась в кресло.
Рада Аркадьевна зевнула, тактично прикрыв рот рукой. Потом шумно высморкалась. Потом, с надеждой поглядев на Кондуктора, попыталась молча воззвать к его разуму, и, всем видом показывая, насколько ей скучно, начала:
- Дом Одного Окна, стало быть… Я даже не знаю, когда он появился, больно надо оно, знать-то. Берта вот точно знала, её спросите. Но точно скажу: плющ на стенах уже успел добраться до крыши и спуститься обратно раз десять. Так, что и адреса стало невидно, одна табличка осталась. Я уже сто раз Лие говорила, что надо её покрасить, да только кто это будет делать? В доме этом снаружи - два этажа, а изнутри – кто ж знает, там каждый своё видит. Но на верхнем этаже есть окно, в котором всегда горит свет, который видно из любого угла этого города. Хоть на Бахаревку зайди, хоть в Лёвшино заплутай, а надо будет по свету сориентироваться – не переживай, увидишь.
Ещё есть двор у него; в этом дворе у нас в городе обычно проходит середина детства. В день, когда человек вроде как начинает взрослым становиться, он обычно находит этот двор, чтобы успеть там наиграться, потому что мало ли, что потом в жизни начнётся. У некоторых вон, во время войны, например, детство-то всё из этого дня во дворе и состояло. Как бы они без этого дома? Нельзя же совсем без детства, понимаешь?
Настя притихла. «День середины детства» - это звучало очень правдоподобно и очень грустно. И означало, кажется, что даже если она каким-то чудом найдёт дорогу в этот двор, то всё уже будет не так, потому что дело не во дворе… Дурацкий дом. Зачем он вообще существует. Зачем она вообще про него спросила… Лучше бы про него и правда никто никому не рассказывал.
- Вообще эту байку и рассказывать-то не надо, - словно прочитав её мысли, продолжила Рада Аркадьевна. - Каждый узнаёт её сам по себе, тогда, когда приходит пора. Есть, конечно, и такие, кто не знает – но я таким людям завидую. Потому что дорогу в Дом Одного Окна человек находит только тогда, когда ему этот дом жизненно необходим. А до этого – никак.
Я думаю, каждый из нас видел это окно хоть раз в жизни. Бывает так, что заблудился человек ночью в зимних глухих дворах и замёрзших улицах и кажется, что никогда не дорогу домой, - но вдруг видит где-то вдалеке окошко, которое выглядит точь-в-точь как окно в соседском доме, и человек идёт на этот свет. Или заблудившемуся в лесу забрезжит что-то за деревьями, как будто там маяк или костёр кто-то развёл. Некоторые вообще думают, что это звезда – но какая же это звезда.
Это просто окно, которое зажигается каждую ночь и не гаснет до утра. Свет в нём горит для всех, кому нужна помощь. Но он не только к людям тебя выведет; если тебе некуда идти, когда все двери оказались вдруг закрыты, на этой двери никогда не будет замка. И найти его легко: когда некуда идти, кроме как туда, Дом Одного Окна будет за первым поворотом дороги. Любым. Там, в доме, живёт его хранитель, который тебе, в общем, поможет.
- В чём поможет? – поинтересовалась сбитая с толку Настя.
- Во всём, - судя по тону Рады Аркадьевны, как раз это-то было само собой разумеющееся. – Теоретически. Они тоже, конечно, разные были, хранители. Подход у каждого свой. Но Лия, которая там сейчас живёт, очень способная девка. Так что она и правда во всём разберётся. Кроме разве что себя, пожалуй.
Все замолчали. Щёлкнул диктофон. Трамвай, лязгнув, остановился. Двери с шумом разъехались.
- Улица Тимирязева, - объявил Кондуктор. Как показалось Насте, немножко злорадно.
***
…Дождя с утра не было. Солнечные лучи, сонно потягиваясь, приятно щекотали нос, лениво пускали солнечных зайчиков по комнате и чувствовали себя на небе вполне комфортно.
Ни тучки. Ни облачка. В пору брать пляжный зонтик и идти спасать людей на остановке от излишнего загара. Настя разочарованно листала газету с прогнозом погоды, и с каждой строчкой её надежды на дождь скукоживались, как сухие листья под беспощадными солнечными лучами.
Настя без энтузиазма доела кашу и отправилась гулять по городу просто так. Мысли девочки невольно возвращались к вчерашней истории про некую Лию, живущую в Доме Одного Окна.
Какой она должна быть, интересно? Это явно серьёзная взрослая волшебница; наверное, у неё длинные разноцветные волосы, мантия, как у Гарри Поттера, и остроконечная шляпа со звёздами. Дом, наверное, завален книгами, которые она, конечно, все прочитала – потому и может найти ответы на все вопросы. Наверняка у неё живёт какой-нибудь старый и мудрый чёрный кот, и подруги залетают на мётлах по вечерам обсудить теорию магии. И, конечно, Лия – слишком короткое имя для такой волшебницы. Наверняка это сокращение, и её зовут, например, Азалия. И у неё есть ещё 10 имён на разных языках и какая-нибудь очень сложная фамилия. Двойная. Нет, тройная.
За этими мыслями Настя незаметно дошла до памятника Пушкину (того самого, откопанного на помойке, как она вчера узнала) и села на скамейку напротив бронзового учёного кота, история про которого звучала, конечно же, как какая-то безумная детская сказка и за мыслями о Доме Одного Окна уже как-то позабылась.
…Возможно, было бы неплохо с этой Лией когда-нибудь встретиться. Но как это сделать? Может быть, можно специально заблудиться где-нибудь в Балатовском лесу, чтобы пойти потом на свет этого дома? А что если и правда потеряться, выкинуть компас, завязать глаза и уйти куда-нибудь в темноту, непонятно, куда… А вдруг не получится, и она, Настя, заблудится по-настоящему, или в тот день будет некстати туман, и она никогда не выйдет из леса? Или, наоборот, выйдет к какому-нибудь неведомому лукоморью и всё…
- Да ладно, - прервал её мысли вкрадчивый, немного ленивый басовитый голос. Настя обернулась. Погодите, нет, так не бывает. Стойте.
Бронзовый Учёный кот тем временем, прищурясь, смотрел на неё.
– Лукоморье вполне себе ведомое и вообще оно одно. Пропп писал, что это Острова Блаженные, а в «Слове о Полку Игореве» там половцы жили, но это пусть тебе Игорь рассказывает, он знаток. Мне вот лично кажется, что это то же самое, что Ultima Thule, но не всё ли равно, правда? Тем более что ты пока и Проппа не читала, и латынь не учила.
Настя округлившимися глазами наблюдала за тем, как золотилась на солнце бронзовая кошачья шкура, которую Учёный Кот вылизывал светлым (очевидно, от частого использования) языком. Кот свернулся калачиком и продолжил:
- Послушай, ну вчера-то эта история не казалась бредом, правда? И вообще, я не менее реален, чем твои невидимые котята.
- Котята? – Настины светлые брови поползли вверх. – Вы знаете моих котят?
- Я многих котят знаю, и не только твоих. Лучшие люди нашего времени тоже, бывало, общались с котятами разной степени невидимости, и это их крайне обогатило. Потому что общение с котом вообще хорошо сказывается на человеке, таково моё мнение, подтверждённое десятилетиями исследований людей, котов и памятников нашего города. Но я хотел тебе сказать не это. Как ты сама понимаешь, бессмысленно специально плутать и подвергать себя опасности, чтобы найти Дом Одного Окна – это же не так работает. На свои качели ты не попадёшь, зато куча пожарных, милиционеров или врачей тебя в конце концов найдут, но пропустят ужин и лишатся сна в поисках тебя.
- Да знаю, знаю, я же не маленькая, - досадливо отмахнулась Настя. – Лучше скажите, а вы знаете Лию из Дома Одного Окна?
- М… разумеется, - промурлыкал кот, выползая на солнечный угол своей рамы. – Что ты хочешь про неё узнать?
- Как её на самом деле зовут? Лия – это, наверное, сокращение? Как её по-настоящему зовут, со всеми титулами и фамилиями?
- Да так и зовут - Лия, - фыркнул кот. – Лия Кац. Коротко и ясно.
- А у неё есть кот? – несколько разочаровано спросила Настя. Она затруднялась сказать, как именно в её мире должны были звать волшебников, но, кажется, всё же не настолько коротко и ясно! В чём тогда смысл быть волшебником?
- Своего нет, - бронзовый язычок неожиданно тепло лизнул Настину руку. – Но голодные коты тоже к ней приходят, и она их кормит и лечит иногда.
- А собака?
- С собаками та же история. И потом, собаки же ужасно несамостоятельные, их надо выгуливать, а Лия не может выходить из Дома Одного Окна, - кот лениво точил бронзовые когти о кору дуба, периодически поглядывая на Настю и всем своим видом выражая презрение к собакам и их несамостоятельности.
- Не может выходить? Это как?
- Да известно, как, - отмахнулся хвостом кот. – Ведь всё волшебство дома завязано на ней, конечно же она никогда не сможет из него выйти. С тех пор, как она стала хранителем, она и не выходит дальше порога – такова магия. А! У неё ворон есть – но он довольно наглый и совершенно невкусный. И перья у него очень неприятны наощупь, даже если их просто нюхать или там лапой… Крайне, крайне неприятный. Но что с них, с птиц, взять… Они же даже не млекопитающие.
Чувствовалось, что кота гораздо больше интересует ворон хранительницы Дома Одного Окна, чем тот факт, что ей нельзя выходить из дома. Настя попыталась представить себе, как это: вся жизнь проходит за окном твоей комнаты, а ты можешь разве что высунуть в окно руки, чтобы потрогать дождь или погреть их на солнце, но все радости жизни – и гаражи, по которым можно лазать; и деревья с тёплой корой, к которой можно приложить руки и слушать, как по ним течёт весна; и первые проталины с цветками мать-и-мачехи на них, и даже те самые синие качели на верёвочках, взлетающие до самых облаков – всё это навсегда отделено от тебя.
- И что, её не могут сменить другие волшебники, пока она пошла бы погулять? – спросила Настя. Ей было очень обидно за эту незнакомую волшебницу. Кот покачал головой.
- Какие другие? Других таких нет. Да их и быть не может, других. Она одна у нас, а мы – у неё.
- А если с Домом вдруг что-нибудь случится, она сможет уйти? Ну там, на метле улететь…
- Если с домом что-нибудь случится, - кот внимательно посмотрел на Настю, - то улетать на метле будет поздно. И не только Лие, а всем нам. Но пока она жива, я надеюсь, нам бояться нечего. И вообще, ты всё расспрашиваешь меня, расспрашиваешь, а могла бы мне хотя бы молочка предложить. Игорь Иванович же тебе сказал, что у меня исключительная для моего возраста переносимость лактозы?
***
- Остановка «Разгуляй». Осторожно, двери закрываются. До остановки «Сад Свердлова» трамвай проследует без остановок. Оплата проезда историями о любви, - объявил Кондуктор в старомодных очках, не вставая с места. Рядом с ним сидела очень бледная, какая-то почти прозрачная девушка в старинном, каком-то театральном платье. Они держались за руки – но Насте почему-то казалось, что рука Кондуктора висит в воздухе и было не по себе.
Увидев на остановке Настю, Кондуктор вдруг изменился в лице, вскочил и сделал шаг ей наперерез, но Настя уже поднялась по ступенькам и замерла в нерешительности.
- Ой, а я не знаю о любви, - сказала она растерянно.
И правда, про что же рассказать? Ведь много же их было: она читала. Но почему-то в голову приходит только как мама с папой ругаются по ночам на кухне из-за зарплаты, которую обоим задержали – что поделать, бюджетники – а потом в обнимку плачут и курят в вытяжку; про то, как Пашка написал Ленке из параллельного класса письмо с признанием в любви, а она ему его вернула, исправив красной ручкой ошибки, да ещё и прочитала с выражением всей группе продлённого дня? Или как мама не пустила её на похороны Берты Исааковны и сказала: «когда ты вырастешь, то поймёшь – это потому, что я тебя слишком люблю».
- Да-да, конечно, тебе ещё рано, вот и выходи. Трамвай следует не по маршруту, - торопливо, скороговоркой выдохнул Кондуктор, глядя на Настю и как будто стараясь заполнить собой всё пространство трамвая.
Настя непонимающе подняла глаза на Кондуктора – и встретилась взглядом с Бертой Исааковной, стоявшей за его плечом. Это, без сомнения, была Берта Исааковна – в своём концертном костюме, со скрипкой в футляре и даже с накрашенными губами (ресницы она никогда не красила, утверждая, что всегда плачет от хорошей музыки). Ну, разве что немного прозрачная.
Глаза у Насти сделались круглее и шире трамвайных фар и немедленно наполнились слезами. Раньше, чем Настя смогла что-то сказать, губы у неё затряслись, и она, не обращая внимания на Кондуктора, как будто он был такой же прозрачный, побежала к своей учительнице.
Кондуктор схватил её за плечо.
- Да поздно уже, - спокойно сказала ему девушка в старинном платье. – Ты себя самого вспомни. Что было бы, если бы тебя Аида Хароновна выставила?
Кондуктор опустил руку, и рыдающая Настя уткнулась в призрачное плечо своей строгой учительницы, которую, кажется, никогда до этого не обнимала. Трамвай дёрнулся и поехал.
- Берта Исааковна, - сквозь слёзы бормотала Настя. – Я учу всё, что вы мне написали, у меня только «Легенда» не получается, но это потому, что у меня нет концертмейстера, и я не знаю, как вступать… Но на самом деле я просто хотела сказать, что я вас очень люблю, а то я так и не сказала.
- Настенька, милая, и я тебе не сказала, но ты же всё поняла, и я тоже. А «Легенда» на седьмой класс же, я так впечатлена, что ты вообще её играешь! У тебя очень хорошо должны получаться там все оттенки, я уверена. Ну не плачь, почему ты плачешь, всё хорошо, - пыталась успокоить её Берта Исааковна – ничуть не менее заплаканная, разумеется. – Расскажи мне, как ты поживаешь. Как твои невидимые звери? Как Паша – я слышала, что он уехал в Москву, он тебе пишет? Я слышала, теперь все пишут друг другу письма через какие-то социалистические сети… это ведь так называется?.. А теперь, пожалуйста, объясни мне, что смешного я сказала? Надо мной почему-то все смеются, когда я это говорю…
Трамвай медленно и торжественно ехал по дамбе, сквозь коридор почтительно склонившихся к нему уличных фонарей. Кондуктор мрачно смотрел в окно, за которым проплывал в липовом цвету и полной иллюминации его любимый город, наполненный историями, подобными вот этой, и думал, что любая история на самом деле о любви, поэтому проезд в трамвае сегодня, можно сказать, бесплатный.
- О чём ты думаешь? – спросил он девушку в старинном платье.
- О том, что ты, кажется, нашёл себе одну ученицу, - ответила она.
***
На остановке «Сад Свердлова» трамвай опустел – призрачные оркестранты медленно и величественно спустились по нагретым солнцем ступеням и растворились в лесу. Только Берта Исааковна периодически оборачивалась.
Настя и Кондуктор остались в салоне одни. По крыше пустой остановки забарабанил дождь.
- Как же они будут играть под дождём? – спросила Настя, кивая вслед уходящим.
- Для них это никогда не проблема, - Кондуктор уселся на верхнюю ступеньку и свесил ноги в открытую дверь. – Извини, что так вышло. Я как-то не ожидал тебя встретить в такое время.
- Кто такая Аида Хароновна? – спросила Настя вместо ответа.
- У нас в городе есть специальный трамвайный парк, - вздохнул Кондуктор. – Раньше в нём был только один трамвай. И он… как сказать-то… ходил от старого кладбища. Несколько раз в год. Чтобы все могли посмотреть на город, в котором они когда-то жили. В нём и работала кондуктором Аида Хароновна, а я как-то раз просто в него сел. Вот как ты: на остановке у центрального рынка. И пока ехали до Разгуляя, я всё понял – точнее, мне объяснили. Таисия объяснила.
- Это которая сидела рядом с тобой, - догадалась Настя, но Кондуктор не стал ни опровергать, ни соглашаться с ней, а просто продолжил.
- Я тогда учился на филфаке. Фольклор собирал – знаешь ведь, что это такое? Я много дней об этом думал – о том, сколько же историй осталось нерассказанными из-за того, что кто-то просто не успел. Даже Тая – я, конечно, в первую очередь искал трамвай из-за неё, но знал только её имя. Ну и читал некоторые краеведческие материалы про могилы на старом Кладбище и рассказ Гайдара про «Проклятую дочь». Так что я начал ходить по ночам по трамвайным остановкам, в надежде снова встретить этот трамвай – а кто ищет, тот находит, как известно. И когда Аида Хароновна попыталась выгнать меня из трамвая второй раз, я так и сказал: я фольклорист, я собираю истории, вдруг кто-то хочет поделиться? Неожиданно все захотели. Потом все захотели не только рассказать, но и послушать истории, и я стал записывать для них истории из повседневной жизни города. А потом я сказал Аиде Хароновне, что надо сделать такой трамвай и для живых тоже.
- И что она ответила?
Дождь разошёлся не на шутку, и вот по трамвайным рельсам уже неслись бурные потоки, унося по старинной брусчатке фантики от конфет, разноцветные крышки от газировки, палочки от мороженного и прочие свидетельства конечности всего прекрасного в человеческой жизни.
- Она очень довольно ответила, что от живых, на её взгляд, одни проблемы и что зачем она вообще со мной связалась. Так в специальном трамвайном парке стало два маршрута, а я стал кондуктором. И вот теперь мы ездим каждую ночь, чтобы отвезти всех, кому нужно, домой, и записать все истории, которые могли бы так и не быть рассказаны. Скажи мне, я надеюсь, ты не подумала сейчас, что смерти нет?
- Смерть есть, - ответила Настя, глядя на пляшущие в лужах круги. – Просто в любви она, кажется, ничего не меняет.
***
Человек стоял под дождём, как-то странно привалившись к стене, и не шевелился. У его ног на земле явно что-то происходило: не то бурлила вода, не то готовилась разверзнуться земля. Насте стало очень страшно, и она почти перешла на другую сторону улицы – всё-таки поездки на потусторонних трамваях способствуют развитию воображения. Мало ли, что привидится.
Или не привидится. Что бы там ни происходило, оно могло происходить на самом деле. Ты же теперь знаешь, что на самом деле может происходить в этом городе - всё, что угодно.
Поэтому Настя сжала зубы и направилась к человеку у стены.
…Она его даже знала. Точнее, видела. В трамвае. Потому что это был дедушка с тросточкой, а у его ног, наполовину в воде, крутились перепуганные таксы. Правда, сейчас дедушка был пергаментного цвета, тросточки при нём не наблюдалось, и теперь его слова о том, что во дворе с качелями он играл с мячом 70 лет назад вспоминались как какое-то мрачное пророчество.
- Вам плохо? – спросила Настя, хотя ответ был очевиден. – Я сейчас. Давайте я кого-нибудь позову. Давайте я скорую вызову.
Дедушка с явным трудом открыл глаза и кивнул ей.
Настя подняла голову, чтобы запомнить номер дома и улицу, и со всей очевидностью поняла, что скорую вызвать ей не с чего – телефон Настя утром забыла дома; всё равно от него никакой пользы.
- У меня телефона нет. Но я сейчас. Вы только никуда не уходите, - попросила его Настя, готовая разреветься от досады и страха. Дедушка попытался улыбнуться ей и снова кивнул.
…В том, чтобы в 13 лет иметь рост 130 сантиметров и голос «первое сопрано» есть, несомненно, много плюсов. Например, ты можешь пролезть в любую щель, протиснуться в любую дырку в заборе, забраться на любой чердак, взять все ноты в «Улетай на крыльях ветра» и, например, кататься в парке аттракционов по детскому билету.
Среди минусов Настя обычно называла то, что ей нельзя ездить на переднем сидении автомобиля, её не пускают на «Американские горки», над ней смеются в школе и ноги за пианино не достают до пола. И, если честно, не только за пианино.
Сейчас же, бегая под дождём от одной закрытой двери подъезда к другой и трезвоня во все попавшиеся домофоны, Настя понимала, что главный минус – в том, что ей никто не верит.
Наверное, ещё утром она и сама решила бы, что это малышня балуется, позвони ей кто-нибудь в дверь и скажи, что нужно вызвать скорую помощь для дедушки с двумя таксами (с таксами всё в порядке), и, наверное, винить жителей дома было не за что, но Настя винила. И паниковала.
Когда последняя дверь подъезда тоже никак не отозвалась, Настя от страха даже перестала плакать. Ей было холодно и одиноко, и она не знала, как она сейчас вернётся к больному человеку и скажет, что не может ему помочь.
Ну ладно; может быть, он сам что-нибудь придумает. Может быть, у него есть телефон. Может быть…
Настя набрала в грудь воздуха и побежала сквозь дождь обратно на улицу.
На повороте из двора её слегка занесло, и, падая в лужу, на лету Настя увидела его.
Качались на ветру и тихо скрипели голубые качели на верёвках; пригибались под дождём к земле кусты шиповника, под которыми в луже, среди пляшущих дождевых кругов спал старый футбольный мяч с кожаными заплатками. Мокли под дождём старинные узорчатые ковры на турниках в зарослях болиголова, растекались по асфальту цветными лужами бесконечные классики. Старый кирпичный дом, почти по самую крышу утонувший в плюще, возвышался над двором как стена леса, и в середине этой стены ярко горело одно окно на втором этаже.
Явно скрипучая деревянная дверь с затейливой ручкой и ржавым почтовым ящиком была приоткрыта; над дверью тускло светилась в лучах света табличка:
«Общество с неограниченной ответственностью «Дом Одного Окна».
Настя вскочила и, не разбирая, где лужи, а где асфальт, бросилась к двери. Она влетела в неё, как пушечное ядро, снося всё на своём пути: скамейку для обуви, старинную деревянную вешалку, какие-то верёвки, на которых сушились травы, и даже огромное мутное зеркало в старинной раме.
Навстречу ей примерно с такой же скоростью, но беззвучно сбежала по лестнице невысокая худая женщина с чёрными волосами до плеч в каком-то странном тёмном платье.
- Позовите Лию! Мне нужна помощь! – закричала Настя, тормозя о перила. – Надо вызвать скорую, угол Газеты «Звезда» и Тимирязева, там пожилому человеку очень плохо. Ему примерно 75 лет, и у него 2 таксы с собой. У него шляпа и тросточка.
Женщина в мгновение ока переместилась на лестничную площадку, где висел большой белый, как в старинных фильмах, телефон.
- Алло, скорая? Это «Дом Одного Окна». Пожалуйста, примите вызов: угол Газеты Звезда» и Тимирязева, пожилому человеку плохо… Да, конечно, это достоверная информация. Мужчина, примерно 75 лет. Да, он один там. У него 2 собаки, но я сама с ними разберусь. Да-да, конечно, можно оставить там. Спасибо! Как всегда, к Винтеру? Спасибо. Я предупрежу.
Она слегка картавила; у неё был тихий очень спокойный голос – как будто она ни минуты не сомневалась в благополучном исходе дела и совершенно не нервничала. Женщина встала на цыпочки, чтобы повесить огромную трубку своего доисторического телефона, и также беззвучно подошла к Насте.
- Всё будет нормально. По моим вызовам они всегда приезжают быстро; собаки сейчас придут ко мне, и мы их с тобой вместе покормим. Как только твоего пациента привезут в больницу, нам перезвонят. Ты действительно большая молодец, что не растерялась.
Разбитые коленки болели, Настя замёрзла и так перепугалась, что сейчас, когда всё уже почти закончилось, она, наконец, расплакалась. Она так и сел на пол, среди поверженных вещей, убаюкивающего запаха каких-то лекарственных трав и почему-то малинового варенья. Таинственная женщина села рядом с ней.
- А где Лия? – спросила Настя сквозь слёзы.
- Лия – это я, - улыбнулась хранительница Дома Одного Окна. – Приятно познакомиться.
Настя воззрилась на неё как на какого-нибудь камышового котика в зоопарке. У Лии были большие тёмные глаза, от которых паутинками расходились маленькие морщинки, впечатляюще длинный нос и какой-то очень грустный рот, хотя вроде бы она улыбалась. И сидела, сгорбившись - Берта Исааковна просто убила бы за такую осанку! В её облике не было совершенно ничего волшебного. Нисколечко.
- Да, я не очень похожа на волшебницу, - понимающе кивнула хранительница дома. Кажется, её тоже немного расстраивал этот факт – но не очень сильно. Телефон на лестничной площадке дребезжаще зазвонил, и Лия без каких-либо магических трюков снова побежала вверх по лестнице.
- Дом Одного Окна. Уже привезли? Как быстро! Спасибо. И что прогноз? Благоприятный? Ну и замечательно. Ребята, вы волшебники. Я? Ну нет, сами такие.
***
Спустя полчаса Настя сидела в кресле-качалке, завернувшись в 10 одеял, и пила чай с малиновым вареньем. Слёзы на её щеках давно высохли – да и у кого угодно высохли бы, потому что одеяла были мягкими, кресло убаюкивающе скрипело, чай был вкусный и с какими-то садовыми травками, а варенье вообще, наверное, могло вернуть веру в человечество даже самому отчаявшемуся человеку. Одним словом, варенье было просто волшебное.
У Настиных ног дремали 2 таксы, Ося и Яся. Как их зовут, выяснила Лия, которая уже оповестила родственников заболевшего дедушки, оказавшегося Николаем Сергеевичем, о том, что с ним случилось и в какую больницу его забрали; проверила, есть ли в больнице нужное лекарство, и когда выяснилось, что нет, сгоняла некоего Яна (возможно, кудрявого парня из трамвая? Не может быть, мир не настолько тесен) за ним в аптеку. В довершение всего она позвонила Настиным родителям, с которыми поговорила как старая знакомая, объяснила им, что случилось, и пообещала, что к утру Настя будет дома. Теперь Лия сидела на подоконнике, рядом с большой керосиновой лампой, и смотрела куда-то туда, где за стеклом и дождём кто-то нуждался в свете этой лампы. На плече у Лии молча сидел пафосный чёрный ворон, одинаково грозно глядевший и на Настю, и на такс, и на чашку с чаем.
- А откуда вы знаете мою маму? – поинтересовалась Настя из глубин пледа.
- Твоя мама ведь работает в милиции. Мы с ними очень много вместе работаем; довольно часто люди приходят сюда, от кого-то спасаясь, или когда они стали свидетелями чего-то страшного. Поэтому про нас хорошо знают и в «Скорой помощи», и в милиции.
- Про нас? – насторожилась Настя.
- Про меня, - развела руками Лия. – Мы вдвоём с Вороном тут живём, но он не очень разговорчивый и очень вредный, как и положено волшебному ворону.
- А он волшебный?
- На самом деле – не очень, - призналась Лия. У неё были очень милые ямочки на щеках, когда она улыбалась. «Интересно, сколько ей лет, - думала Настя. – И сколько было, когда она стала хранителем дома?»
- А вы всегда одна?
- Ко мне приходят люди, Настя. Вот, например, ты. Так что, конечно, нет.
- А к вам можно просто прийти в гости? У вас есть друзья? – спросила Настя, подумав. Лия как будто не заметила её вопроса, глядя куда-то в стену, увешанную фотографиями. На одной из них Настя узнала Раду Аркадьевну из трамвая; Рада Аркадьевна вместе с какими-то другими людьми стояла на крыльце здания с вывеской «Пермский ГидроМетЦентр». «Заслуженные члены профсоюза предсказателей» - гласила подпись в углу.
На другой были изображены трое подростков – высокий худой мальчик в очках, с неровно остриженными тёмными волосами; полная весёлая девочка со стрижкой каре в чёрном берете и… третьей, очевидно, была Лия, не очень сильно изменившаяся со времён своей юности. Только на этой фотографии она вся светилась от счастья, не в пример сегодняшнему дню. Значит, всё-таки у неё есть друзья – или, по крайней мере, когда-то были.
С третьей фотографии на Настю смотрела молодая Берта Исааковна, которая, казалось, сейчас прямо с этой фотографии куда-то унесётся в потоке своей неиссякаемой энергии. Интересно, как у неё на всё и на всех всегда хватало сил? Можно подумать, что у неё была машина времени…
Часы пробили два раза. Таксы сладко потянулись.
- Лия, а Берта Исааковна волшебница? А Кондуктор, а Ян, а Рада Аркадьевна?
Лия повернулась к Насте. В свете лампы на окне тени на её лице обозначились чётче, и оно стало выглядеть почти как нарисованное. Да и вся Лия, в чёрном платье, с вороном на плече, с длинными пальцами и острыми коленями казалась как будто ненастоящей, книжной иллюстрацией на странице, которую вот-вот перевернут. И надо успеть спросить, пока страницу не перевернули.
- Конечно. Волшебников вообще гораздо больше, чем ты думаешь.
- Смотря что понимать под словом «волшебник»!
- А это как раз неважно, - улыбнулась Лия.
Сил спорить не было. Уже засыпая, Настя подумала, что хотела спросить её о чём-то ещё, но это тоже было уже неважно. Настины сны пахли липовым цветом и малиновым вареньем.
***
Открыла глаза Настя уже дома, в своей постели. Она смутно припоминала, как кто-то брал её на руки и куда-то нёс, запах папиных сигарет, смешивающийся с медицинским запахом и тонким ароматом малинового варенья, но как именно она попала домой, не знала. Ну и ладно. Это, в конце концов, не самое необычное событие за последнюю неделю.
Дождь монотонно и настойчиво барабанил по карнизу. Настя вылезла из-под одеяла и, дрожа от холода, побежала одеваться. Наскоро позавтракав и намотав на себя всё тёплое, что у неё было, девочка выбежала из дома.
Её ведь ждут там люди без зонтов на серой неуютной остановке трамваев.
…Остановка напоминала цветочную клумбу. Вокруг маленького островка под крышей тут и там расцвели разноцветные зонтики – синие, жёлтые, малиновые, розовые. Под каждым из них стояло по несколько человек.
- А ты что здесь делаешь? Иди-ка домой, а то разболеешься, - окликнул Настю из-под розового зонтика кудрявый зеленоглазый Ян. Он явно знал обо всём, что случилось вчера вечером и сегодня ночью. Вместе с ним под зонтом стояли женщина с пятью авоськами, которой надо было ехать до медицинской академии, и рыжий врач скорой помощи, похожий на кота.
- Слышишь, дорогая, тебе не сказали, что у тебя сегодня выходной? - очень проникновенно сообщила ей Рада Аркадьевна из-под голубого зонтика в горошек. – Знаешь такое слово? Вот и молодец. Умная девка!
- Варенье не забудь, - протянулась к Насте из-под клетчатого зонта знакомая рука в таком же клетчатом дождевике. Девочка подняла глаза: птиценосый парень стоял на остановке сразу с двумя зонтами, прикрывая от дождя как минимум группу детского сада.
- И это. У тебя есть телефон? - изрёк из-под красного зонта, который держал над мамой с двумя детьми, такой же помидорчато-красный мальчик в футболке с надписью НАТЕ! – А то я не очень понял, где смотреть на грифонов, но, в общем, сходил бы с тобой на них посмотреть. Если ты не против.
…Подъехал, дребезжа, краснощёкий свежеумытый трамвай, и Настя, отсчитывая самому обычному на первый взгляд кондуктору 16 рублей за проезд, подумала о том, что Лия, кажется, всё-таки была права – даже если все эти люди вышли на остановку с зонтиками не без её участия.
Особенно если это было так.
-
-
15.09.2016 в 13:17-
-
15.09.2016 в 13:28Отлично.)
-
-
15.09.2016 в 21:25-
-
15.09.2016 в 23:09Очень переживала за дедушку и смеюсь сейчас как радостная дурочка от этих разноцветных зонтиков на остановке. Так хорошо.
Ося и Яся! Лия Кац!
ГидроМетЦентр и предсказатели)))
И здорово про ученицу. Так, пожалуй, лучше. Да.
-
-
16.09.2016 в 00:00-
-
16.09.2016 в 01:34в сердце скерцо, спасибо тебе, на самом деле! Всё, что связано с музыкой, на самом деле во многом от тебя, для тебя и о тебе, и мне дико стрёмно каждый раз, что я всё неправильно написала
-
-
16.09.2016 в 01:43Волшебная Пермь - она про вас двоих всегда.
И про осень, рябины, околодксолдатова, набережную, Разгуляй и это всё.
-
-
16.09.2016 в 01:59-
-
16.09.2016 в 02:59-
-
16.09.2016 в 05:17-
-
16.09.2016 в 08:26-
-
16.09.2016 в 09:19Настя чем-то похожа на одну мою знакомую Настю.
Спасибо.
Это такая. Ну, как магия игры. Магия мира. Угаданное там, где не могло быть угадано. Совпавшее там, где не могло совпасть просто так.
Ты волшебник.
-
-
16.09.2016 в 11:18Конечно, ты волшебник.
Лисы по ту сторону дождя,
и ты волшебник.
-
-
16.09.2016 в 11:21и ты волшебник.
Да!
-
-
16.09.2016 в 11:50-
-
16.09.2016 в 21:52и ты волшебник!